А может, просто еще не отвык получать от папки с мамкой подачки, вон, на клювике еще виднеется детская желтая каемочка…

Слеток небось, живет на чердаке и впервые решился на отчаянный прыжок в бездну на хилых крылышках.

Как не страшно?!

Внизу люди, машины, кошки, а он прыгает…

Марина отвела взгляд от воробья, придвинула к себе чашку и вопросительно поглядела на Галину Андреевну.

– Чего на угол садишься? Так ты замуж никогда не выйдешь, – усмехнулась та. Марина неуверенно улыбнулась.

Захотелось сказать что-то приличествующее случаю, но в голове вертелась какая-то глупость, вот и брякнула, не подумав, пафосно:

– Я уже замужем за сценой.

Галина Андреевна так посмотрела на нее, что весь победоносный настрой тут же испарился.

Марина мгновенно вышла из себя и потому достаточно резко спросила:

– Как вы меня нашли?

– А вот непросто было тебя сыскать, – охотно ответила тетка. – Сперва через милицию пробовала. Но к тому времени ты от Залевского съехала. Я даже думала, ты насовсем уехала в свой Зажопинск, а тут Леночка тебя по телевизору увидела. Пробовала тебя через Москонцерт разыскать – там справок не дают. Даже на выступление твое приходила, ждала за кулисами, да только не получилось подойти. Ну, хоть музыку послушала.

– Понравилось? – спросила Марина.

– За полторы-то тыщи? Не смеши меня. Ты и на пятьсот не напела, форсу только много, – махнула рукой Галина Андреевна. – Хорошо хоть Лешка, дружок ваш, сказал, где ты живешь. Знала б раньше, я б просто на улице подождала. Вот в мое время певицы были, я понимаю…

Слушать это не было сил.

Марина с силой грохнула чашкой о стол.

Воробей испугался и спрыгнул с форточки. Марина заметила, как его тень пронеслась вниз.

Вот бедняга!

– Вы зачем пришли? – грубо спросила она. – Чтобы гадости мне говорить?

– Нет, милая моя, – прищурилась Галина Андреевна. – Не за этим. Лена, как я сказала, плоха очень. Ей уход нужен, лекарства дорогие, а я одна ее не потяну. На родителей ее надежды мало. Отец шофер, а мать вообще на инвалидности. А у меня, сама знаешь, поди, всего одна комната, да и не молоденькая я – с лежачей больной-то тетешкаться…

– Вы хотите, чтобы я ее к себе взяла или просто денег дала? – холодно поинтересовалась Марина.

Ей все же хотелось удержать лицо.

Чтобы эта тетка в тусклой одежде, с блеклым, как застиранная тряпка, лицом преисполнилась уважения.

Но не получалось.

Руки тряслись от волнения и злости.

Марина даже взяла конфету и стала терзать фантик, скрывая свое состояние.

Галина Андреевна скривилась так, что было совершенно невозможно понять, плачет она или смеется:

– Денег, конечно, милая моя. Все-таки в том, что случилось, ты виновата.

Марина вытаращила глаза:

– Я?

– Ты, голубушка, ты. И зенками своими не сверкай. Леночка мне все рассказала. И про маньяка, который за тобой бегал, и как ты ее из квартиры выгнала. А ведь сама к нам ходила, холодильник выжирала, когда бедной была. А сейчас смотрите-ка на нее! Зазналась, в телевизоре с голыми ляжками скачет, а то, что подругу из-за нее изрезали, и дела нет…

Голос Галины Андреевны с каждым сказанным словом возвышался, как рев взлетающего самолета, становясь все выше и выше, только вот в отличие от ровного гула мотора в голосе слышались всхлипы и скрипы истерики, готовой испортить всю слаженную работу.

– А ваша дорогая Лена не сказала, за что ее Залевский прогнал? – закричала Марина. – Или почему Антон с ней жить не захотел?

– Рассказала, рассказала, – закивала Галина Андреевна, наклоняясь вперед так, что ее дыхание обожгло Марине лицо. – Потому что ты, вертихвостка, в уши пела всем, какая у тебя подруга плохая. Оклеветала девочку, а те и поверили!

– Я оклеветала?

– Ну, не я же!

– Да ваша Леночка в порнухе снималась, – взвизгнула Марина. – На каждом углу ее диски продаются. Я вообще про это знать не знала, пока Леша не рассказал. И Антон от него узнал, так что нечего тут на меня свою грязь бросать!

– Это кто грязь? – заорала Галина Андреевна. – Это мы грязь? Да я двадцать лет… на заводе…

Черные страшные глаза затягивало красноватой пленкой ярости.

Марина невольно глянула на кухонный стол, на котором лежала скалка, оставленная со вчерашнего вечера.

Галина Андреевна, вцепившаяся в стол побелевшими пальцами, заметила этот вильнувший взгляд и обернулась. А увидев скалку, как-то сразу успокоилась, поерзала и продолжила уже другим, деловитым тоном.

– Ну, значит, так, – сказала она. – Вижу, что много с тебя не возьмешь, потому согласна на пять тысяч ежемесячно.

– Рублей? – оторопело поинтересовалась Марина.

Галина Андреевна рассмеялась, словно скрипучий, несмазанный замок. Услышал бы ее давешний воробей, еще раньше спрыгнул бы вниз от ужаса…

– Долларов, естественно.

Теперь рассмеялась Марина.

– Нет, у вас не все дома. Откуда у меня такие деньги? А хоть бы и были, все равно ничего бы не стала платить. С какой стати?

Тетка нехорошо прищурилась.

– А с такой, дорогуша, – сладким, как мед, голосом, сказала она, – что если ты мне денег не дашь для подруги своей, которую ты, кстати, ни разу не навестила, я всем газетам расскажу, что ты за человек.

Марина стиснула зубы и с трудом подавила желание швырнуть чашку с нетронутым чаем в голову Ленкиной тетке.

Хороша семейка, однако!

Одна в порно снимается, вторая деньги вымогает…

И что теперь делать?

В голове неожиданно завозилось давнее воспоминание.

Еще когда Марина жила на старой квартире, вместе с Димкой, они захаживали в гости к Егору, совершенно никому не известному, куда более гостеприимному и ничуть не пафосному.

Тогдашний Егор работал в газете, носился по городу в поисках свежей информации. Как-то за столом он, отвечая Димке на вопрос о пиаре, глубокомысленно изрек:

– Сенсация не живет дольше суток, особенно теперь. Время другое. Даже самый черный пиар, любой скандал – завтра уже пропахнет нафталином! Потому, если вы станете звездами, советую никогда не отвечать на любые сплетни в газетах, не судиться, не комментировать.

– Это как? – возмутился Димка. – Они будут сочинять про меня всякую хрень, а я буду им с рук спускать?!

– Будешь. А иначе любую историю раздуют до небес. А так отмолчался – и завтра все уже никому не интересно…

Тогда Марина была готова поддержать Димку.