Такого острого, щемящего счастья он не испытывал давно, это было так сильно, так глубоко и больно продирало все тело до кончиков пальцев, что он пошатнулся и начал задыхаться. Алекс сделал шаг вперед и усадил ее на стол. Их пылающие, гудящие от долгожданного трения губы, разъединились, и она скользнула ногтями по его затылку, роняя ладонь на грудь.

– Ого, – выдохнула Альбина, глядя на него поплывшим, туманным от возбуждения взглядом и облизнула покрасневшие губы.

И он снова погрузился, зажимая ей рот поцелуем и теперь она застонала отчетливо и протяжно, оглаживая ладонью его плечи, и придвинулась ближе, на край стола, сжала его своими бедрами. Его ладони заскользили по ножкам от колена и дальше на попу, прокатились по упругим округлостям, на поясницу и нырнули под эластичный топ. Подушечками пальцев он прикоснулся к бархатной коже на ее спине и заскользил вверх, невесомыми, ласкающими движениями. Она выгнулась ему навстречу, задышала тяжелей и чаще. Губы разъединились вновь, и ее голова откинулась назад, подхваченная его заботливой ладонью, и он без паузы покрыл короткими мягкими поцелуями лицо, скулы, виски, соскользнул вниз, прижался рядом с распахнутыми губами, потом вдоль линии челюсти к ушку и вниз. Она отогнула голову в сторону, подставляя гибкую тонкую шею под поцелуи, и задышала в голос.

Ему не верилось, что это происходит в реальности. Он дурел, будто пьяный, вдыхая ее потрясающий запах. Последние лет десять он не позволял себе даже мечтать об этом, не то что прикоснуться. А теперь, прямо сейчас он узнает вкус ее кожи, ощущение поцелуя, запах волос. Кончиками пальцев чувствует тепло тела любимой, и даже подумать страшно, что она обнимет его ногами, примет в себя. Будто ни разу до этого он не был с женщиной и все впервые.

Лекса накрыло волнением и трепетом, будто он вернулся во времена школьной юности, а перед ним доверчивая и возбужденная сидела невинная девочка, которую нельзя обидеть и спугнуть. Он старался не торопиться, пока его губы горячо и влажно скользили по ее шее, и она отвечала звучными вздохами, подаваясь грудью навстречу.

Пальцы едва подчинялись, стягивая блузку, нырнули на ребра, оттуда на спинку, снова погладили, сжали, подхватили, удерживая в изгибе, чтобы скользнуть поцелуями вдоль ключицы. Он расстегнул лифчик, и она позволила обнажить грудь. Одну он мягко взял теплой ладонью, ко второй прикоснулся губами. Сначала к коже, потом ареола, мягко обхватил сосок, будто облизывал кончик мягкого мороженого. И она едва заметно вздрогнула. Алекс выпустил грудь изо рта. Очень многие женщины не любили ласки груди, но не все могли сказать об этом. Он такое чувствовал. И когда просто потерся щекой о маленький, мягкий, волнующий холмик, она звучно вздохнула и сильнее сжала его волосы в пальцах. О, скоро он изучит ее, все кнопки, все мурашечные точки и сможет вести к возбуждению и удовольствию самым кратким и волнующим путем.

Он почувствовал, как ее пальцы медленно, но уверенно потащили вверх его рубашку, царапая ногтями вдоль спины. Лекс распрямился и дал себя раздеть. Она смотрела на него, приоткрыв губы, и тяжело дышала. Он взял ее за запястья и положил тонкие ручки на свой рельефный живот. Мышцы пресса вздрогнули, и все тело покрылось мурашками. Ладони Альбины заскользили наверх на грудь, огладили плечи и руки. Вернулись на шею и притянули к себе.

И Алекс снова целовал ее и снова иначе. Глубоко, уверенно, смело. Внутри все дрожало, он подхватил ее под попу, усадил к себе на пояс, отнес и уложил на свою старую кровать, в которой много лет назад столько раз целовал ее, и тискал, и никогда не заходил так далеко. Он прижал ее своим весом к постели, коленом раздвинул ножки и мягким толчком притерся основанием бедра к промежности. Она вздохнула. А руки тем временем окончательно освобождали ее от лифчика, гладили талию, ребра. Кончиками пальцев он рисовал невесомые, щекочущие линии по бокам от груди к талии, пока она цеплялась за него, царапая спину.

Ритм дыхания разогнался настолько, что целоваться долго уже не получалось. Он будто тонул, выныривая из поцелуя, как из-под воды. Альбина тоже дышала часто, глубоко, губы припухли, блестели, по щекам разлился горячий румянец, глаза она больше не открывала, а тело почти не оставалось неподвижным, она терлась о его ногу, изгибалась ему навстречу, руки скользили по его спине, шее, перебирали волосы.

Он поднялся на вытянутых руках и распрямился, сел между ее ног и расстегнул джинсы. Альбина открыла глаза, затуманенные, влажно блестящие из-под ресниц и, приподняв бедра, помогла ему стащить с себя узкие штаны. От одной только мысли о том, что будет дальше, вниз живота ударило тугой, горячей волной возбуждения. Ее ноги… бесконечные, стройные, с тонкими щиколотками, как же он дурел от них! Сколько раз мысли об этих ногах вокруг своей талии или на плечах вызывали моментальную эрекцию. И вот теперь он гладил их кончиками пальцев, терся щекой о бедро, прикасался губами к коже и протяжно облизывал ее, замирая от счастья. Как в это поверить? Как перестать мысленно щипать себя: это не сон. Не сон!

Она дышала и смотрела на него, прижав руки к груди, а он уже сходил с ума, целуя внутреннюю сторону бедра от колена и ниже. Подушечками пальцев легким ласкающим движением он прикоснулся к тонкой, горячей, влажной ткани трусиков. Альбина замерла. Поцелуи докатились до самого кружевного края, он прижался щекой к лобку и зажмурившись, потерся о него сквозь тонкую ткань и качнул головой, расталкивая бедра. Повернулся, нежно поцеловал поверх кружева и глубоко вдохнул ее пьянящий аромат. Его пальцы проникли под резинку, и с замиранием сердца он потащил трусики вверх по бедрам.

Альбина вздохнула и каким-то испуганным, глухим от волнения голосом зашептала:

– Не нужно, Леш, не обязательно. Не делай это только для меня.

Вольский ни хрена не понял, он был поглощен процессом медленного движения трусиков вдоль ног и предвкушал, то волшебное и восхитительное, что ждало его дальше. Он как животное, чуял запах своей самки и стремительно дурел, переходя на уровень инстинктов, пока разум блаженно отрубился, раскачиваясь на эндорфиновых волнах. Он любовно развел ее сдвинутые колени в стороны и нырнул лицом между космическими ногами, но тут же почувствовал, как мышцы бедер напряженно сжались.

– Леш, ты точно хочешь? – испуганно спросила она, и до него с опозданием дошло, что только что он пропустил мимо ушей какие-то протесты.

– Что? – включайся, мозг! Он запоздало встрепенулся, недоуменно уставившись на нее поплывшим от возбуждения взглядом.

– Тебе не обязательно… – выдохнула она, и до него дошло.

О боже, Дэн! На какой фабрике производят таких идиотов? Он, должно быть, был из тех придурков, что считают оральный секс недостойным или… он не знал даже чем. Дэн, небось, убедил ее, что это что-то вроде эгоизма, и был из тех, кто внушает чувство вины за жертвы, на которые ему приходится идти ради ее удовольствия, тем самым лишая процесс малейшего намека на приятность. От Альбины исходили волны вины и неловкости, будто он делает что-то под принуждением. Что-то противное для себя. И Лекса перекрыло бурей эмоций, в которых смешалась злость на идиотов, которые внушают девушкам комплексы в постели, и ликующее торжество, что своим невежеством соперник подарил ему решающее преимущество, а значит… Ну держись, любимая.