«Весёлые кварталы», в отличие от традиционного общества Эдо, не были связаны такими же сословными ограничениями и условностями. При входе в квартал самураи должны были оставлять свое оружие. Здесь единственным условием достойного обращения и мерилом благородства пришедшего были деньги. Купцы порой осмеливались спорить с даймё за благосклонность куртизанок высшего класса. И в самом деле, богатых купцов здесь обычно любили больше, поскольку они тратили деньги гораздо щедрее, чем самураи высоких рангов, связанные конфуцианской этикой экономности и умеренности. Власти не поощряли посещение самураями этих кварталов, а даймё и вовсе было официально запрещено это делать, но многие не могли удержаться. Они маскировались, пряча лица под широкими полями шляп.

Помимо своей всем известной красоты, куртизанки высокого ранга должны были обладать также высоким уровнем культуры, необходимым, чтобы привлечь и удержать внимание клиентов — богатых утонченных знатоков. Они хорошо разбирались в поэзии, живописи и других изящных искусствах. Как и актеры Кабуки, эти женщины определяли моду в костюмах и украшениях, диктовали новые культурные веяния. Высшим рангом среди куртизанок был таю. Решать, кого повысить до этого ранга, могли только совместно самые опытные обитатели квартала — владельцы чайных и публичных домов и официальные лица. Основными критериями для получения статуса таю были красота, ум, утонченность, умение держать себя и способность зарабатывать. В одном документе эти критерии описаны следующим образом: «Глаза ее должны быть чуть великоваты, с большими черными зрачками. Брови должны сходиться вместе, как дымка. Лицо должно иметь форму дынного семечка… Пальцы рук и ног должны иметь красивые ногти, пальцы должны сужаться к кончикам и быть гибкими, а хорошие руки должны быть особенно гибкими… Макушка должна быть плоской, а не выдаваться»[75]. Неприемлемыми считались низкий зад, отвисшие веки, кривые зубы, курчавые волосы и кривые ноги.

Самым ценным у таю и других куртизанок были их богато украшенные кимоно, сшитые из тонкого шелка, вышитого хитроумными узорами, из восхитительной парчи или рельефного атласа, а также дорогие украшения для волос. Таю рекламировали себя, устраивая пышные процессии в чайные дома на встречи с клиентами. Для этих процессий куртизанки надевали лучшие наряды, зачастую сшитые специально для них, и шли очень медленно в сопровождении девочек-служанок, одетых в похожие кимоно. Куртизанки высокого класса выступали особым образом, как бы описывая восьмерку, а также укладывали складки одежды так, чтобы красное нижнее платье на ходу распахивалось и открывало белую лодыжку или голень. Слухи утверждали, что если мужчина увидит это зрелище, то сойдет с ума и потратит все деньги на попытки встретиться наедине с этой женщиной. Со временем процессии становились все более пышными, головные уборы все более роскошными, обувь более высокой; также сопровождали таю все больше слуг, несущих для них зонтики от солнца на длинных ручках, фонари и курительные наборы.

У таю был суровейший кодекс поведения: им запрещалось касаться денег, есть в присутствии клиентов и когда бы то ни было грубо выражаться. С другой стороны, их защищал хитроумный протокол, запрещавший клиентам удовлетворять свою страсть раньше, чем на третьем свидании. В отличие от обычных проституток, таю могли отвергнуть нового или некрасивого клиента. Если постоянный клиент был дважды замечен с другой куртизанкой, его могли схватить и наказать, обычно отрезая волосы на макушке — это было позором, и перед выходом на люди в таком случае приходилось сначала посещать мастера париков.

Цена за одно свидание с таю в переводе на современные деньги была около $600, причем клиенту полагалось платить за выступления, еду и напитки, а также оставлять щедрые чаевые, так что общая цена могла достигать нескольких тысяч долларов. Благовоспитанный житель Эдо, оставлявший на чай вдевятеро больше цены свидания, знал, что чаевые нужно подложить незаметно, а не привлекать внимание к собственной щедрости. Подобные изыски могли позволить себе только самые богатые купцы и самураи. Многие мужчины победнее буквально разорялись, пытаясь оплатить такие свидания. Таю порой называли «ниспровергательницами замков» (кэйсэй) за их способность разорять своих почитателей — даймё. С другой стороны, самим куртизанкам приходилось тратить огромные суммы на поддержание красоты и костюма, и поэтому они были в бесконечных долгах перед своими публичными домами. Каждая была обязана ежедневно зарабатывать определенную сумму, и, если она по любой причине не могла работать в какой-то период, даже из-за своей болезни или смерти родственника, ей приходилось вносить эти деньги самой.

Достойными парами для таю в «веселых кварталах» были цу, речь о которых шла выше, — городские модники, изящные и хорошо воспитанные, воплощавшие в себе дух ики и хари. Идеальный цу должен был быть щедрым, обходительным, внимательным, умным, чистосердечным, утонченным, остроумно шутить и не выглядеть деревенщиной. Он увлекался живописью, поэзией, пением, чайной церемонией, икебаной и каллиграфией. Недруги ругали цу пустыми щеголями и дилетантами, хотя любой мужчина — завсегдатай «веселого квартала», от самурая до простолюдина, претендовал на этот статус. В XVIII веке особую популярность приобрели книги жанра сярэбон с инструкциями, как стать настоящим цу. Эстетический идеал мужчины из Эдо воплощает Сукэроку, герой Кабуки, с его изящной внешностью, манерами и безупречным вкусом.

В 1770-х годах в «веселых кварталах» начинают появляться гейши — профессиональные артистки, танцевавшие и игравшие на трехструнном сямисэне. До того момента все музыканты этих кварталов были исключительно мужчинами. Прическа у гейши была скромнее, чем у куртизанки, а кимоно имело меньше отделки — было однотонным с волнообразным орнаментом и белым воротником. Гордостью гейш была простая красота и мастерство танца и игры — способ заработать на хлеб. Это не значит, что они не продавали секс за деньги, что все еще оставалось чрезвычайно распространенным среди всех работников развлекательной сферы, — просто это не было их профессиональной обязанностью. Со временем гейши начали затмевать даже куртизанок.

В размышлениях о судьбе женщин «веселых кварталов» обычно есть две противоположные точки зрения. Некоторые считают их несчастными, втянутыми в подневольную сексуальную работу отцами или мужьями, строго охраняемыми без возможности побега. Куртизанки и проститутки часто страдали от венерических и прочих болезней, большинство умирали, не дожив до 30. Однако другие считают их наиболее свободными и влиятельными женщинами городского общества, законодательницами мод, способными самостоятельно зарабатывать и тем самым помогать своим семьям растить детей и поддерживать хозяйство. В любом случае важно понимать, что особенности торговли телом очень зависели от местности, а также значительно изменялись на протяжении периода Эдо.

Сельские жители могли увидеть отблески богатой городской культуры Эдо благодаря странствующим труппам гейш и театра Кабуки или во время собственных паломничеств в столицу. Тем не менее жизнь селян оставалась более закрытой и статичной по сравнению с их городскими современниками. Традиционная сельская община эпохи Токугава была относительно автономна. Коль скоро деревня платила налоги и поддерживала у себя порядок, власти оставляли местное управление в руках старейшин или деревенского старосты. Во многих отношениях жизнь деревенской женщины была свободнее, чем жизнь горожанки. К женщинам относились как к уважаемым членам семьи, которые не только трудятся на полях наряду с мужчинами, но и поддерживают домашнее хозяйство. К тому же у крестьянок было больше самостоятельности в личной жизни: сохранение девственности до брака не было обязательным, в отличие от самурайского сословия, а также деревенским женщинам было проще добиться развода и вернуться в родительскую семью, чем «заемным утробам» — женам самураев.