— Да, — кивнула матушка Рамстронг, — в этом году на Медведей валится одно несчастье за другим.

— И, по-моему, валятся они оттого, что кто-то занимается не своим делом.

Неужели? Я уже совсем было надулся на мисс Данс, посчитавшую, что я не гожусь в Медведи (хотя, если честно, она права — нынешние Медведи в подметки не годятся прежним, это вам любой скажет в Сент-Олафредс), а потом вдруг понял, что докторша имела в виду не нас — меня, Ноэра и беднягу Филипа. Молчи, приказал я себе, не выдавай своей глупости и усталости.

— Вот как? — подняла брови матушка Рамстронг.

— Именно. Предполагаю, что это та самая вдова Байвелл, о которой вы упоминали. Еще раз повторюсь: я с ней не знакома. В этой части страны пробуют колдовать несколько человек; возможно, это результат чародейства какого-нибудь дилетанта с гор, который не имеет достаточных знаний и творит магию вопреки естественным законам исключительно ради собственной выгоды. По крайней мере так мне видятся причины, хотя выводы пока поверхностны. Чтобы докопаться до истины, мне надо пообщаться со всеми, о ком вы говорили, матушка: мистером Рамстронгом, мистером Вурледжем, вдовой Байвелл и девушкой из другого мира. Мешкать нельзя, нужно действовать быстро, пока с тем парнем… Ноэром? — не случилось беды в лесу и пока вы, мистер Оксман, окончательно не превратились в медведя. — Лицо мисс Данс разгладилось. — Сент-Олафредс… Что ж, к утру я буду на месте. — Она резко встала.

— Вы хотите ехать сейчас? — удивился я, потому что на дворе стояла ночь.

— Да, немедленно. А вам следует отдохнуть с дороги. Переночуете у меня. Пожалуйста, мистер Оксман, не показывайтесь в городе. Мои слуги позаботятся о вас, а также о кучере и экипаже. Когда завтра поедете обратно, будьте любезны, постарайтесь, чтобы вас никто не видел.

— Хорошо, — сказал я, но мисс Данс уже стремительно вышла из комнаты.

— Матушка Марчпэйн! — крикнула она кому-то в коридоре. — Хильда! Прикажи седлать Молнию. Марчпэйн, нам придется отложить приготовления.

Мисс Данс двинулась дальше, раздавая указания, ее голос растворился в глубине дома. Черная кошка спрыгнула со стола, в последний раз оглянулась на меня, хрипло мяукнула, выражая презрение, и последовала за хозяйкой.

— Вот это женщина! — удивленно рассмеялась матушка Рамстронг и мягко похлопала меня по руке. — Попробуй тут разберись, что к чему.

Осенним днем в год своего двадцатипятилетия Бранза вместе с Волком отправилась на Священный холм. В зарослях вереска там и сям были навалены камни, дул холодный ветер, однако подъем в гору разгорячил Бранзу Она вытянула руки и встряхнула пальцы, чтобы размять их после утренней порции вышивки. Лига с работой осталась сидеть у окна — казалось, она никогда не уставала от шитья, никогда не жаждала движения и свежего воздуха.

Добравшись до вершины, Бранза уселась на большой валун. Волк тоже вскочил на него, сел рядышком, задрав голову, точно лев на гербе, и замигал от ветра.

Болтая ногами высоко над землей, Бранза опять чувствовала себя девочкой, хотя давно превратилась во взрослую женщину и за ее плечами бесполезным ворохом уже накопились годы.

Ветер налетал порывами, царапал и бил, словно чья-то злая рука, шипел в высокой сухой траве, то гудел, то ненадолго умолкал в ушах Бранзы. Он беспорядочно шевелил вереск, притягивал взгляд молодой женщины, создавая иллюзию, что в зарослях кто-то есть. Бранза в любой момент ожидала появления темноволосой девчушки с корзиной в руках; ждала, что сестренка вот-вот обогнет высокий валун и встанет перед ней, сверкая глазенками. Что еще такое? Нам уже давно пора быть в городе. Вечно ты витаешь в облаках! — недовольно заворчит она, потом откинет со лба прядь волос и крикнет: Ну где ты там, гусыня? Идем скорей!

Эдда. Эдда. Как давно Бранза не произносила этого имени, как сильно тосковала! Все эти годы в каждом дне сквозило главное: она потеряла сестру. Прочный треугольник их семьи распался, один из углов треснул и отвалился, как куски тех камней, что лежат здесь, разрушенные ледяными ветрами. Сколько зим уже минуло с тех пор, как пропала Эдда? Десять или одиннадцать? Как бы то ни было, времени прошло безнадежно много. О том, куда исчезла сестра, Бранза и сейчас знает не больше, чем в тот день, когда Эдда рано утром покинула дом и не вернулась ни к обеду, ни к ночи.

Разные существа приходили и уходили, но ясности это не добавляло. Первый Медведь появился, а затем улетел куда-то на луну. Противный карлик разгуливал туда-сюда, сколько хотел. Второй Медведь — тот, которого недолюбливала Ма, — зашел в пещеру и тоже исчез, как будто провалился сквозь землю.

Волк положил голову на лапы, Бранза запустила пальцы в густой мех на его загривке, отчего зверь блаженно закрыл глаза. Цок-цок, стучали ее башмаки по камню. События, хотя и давние, стали последними из главных в жизни Бранзы, поэтому она помнила все до мельчайших подробностей и часто перебирала их в памяти.

Будь Эдда рядом, Бранза гораздо легче перенесла бы исчезновение второго Медведя — в конце концов, он был далеко не таким благородным животным, как первый, в этом Ма права, — однако она считала его последней ниточкой, связывавшей ее с сестрой. За день до исчезновения, пока Бранза выкапывала могилку для карлика, Эдда приставала к Медведю с расспросами, изводила его своим любопытством. Итак, Медведь появился, Эдда пыталась что-то у него узнать и на следующий день исчезла. Ответил ли он на ее мольбы? Рассказал, откуда пришел и как перенестись в то место? Вне всяких сомнений, именно это интересовало Эдду. Удалось ли ей попасть туда или она заблудилась — а может, даже погибла! — в пути? Если сестра жива, то где находится? Что это за страна, где ей настолько хорошо, что за десять лет она ни разу не наведалась домой, не подала весточки?

Эти мысли неотступно терзали Бранзу. Если она заговаривала с матерью об Эдде, пропавших Медведях или устройстве мироздания, Лига быстро меняла тему. Когда Бранза задавала подобные вопросы Аде Келлер и другим женщинам в Сент-Олафредс, их глаза стекленели, лица отрешенно вытягивались. Все как будто хотели, чтобы она знала как можно меньше.

Цок-цок, стучали ее каблуки, словно детские башмачки о подоконник. Пальцы все сильней погружались в мягкую глубь волчьего меха.

— Что же я буду делать, если и ты покинешь меня, маленький братец? — промолвила она. — Если вдруг уйдешь в какой-то из чужих миров?

Волк рассеянно моргнул и задрал подбородок, подставляя Бранзе шею.

А если, еще того хуже, Ма отправится вслед за Эддой — в один прекрасный день скроется в пещере и не выйдет оттуда или топнет ногой, стоя за валуном, и растворится в воздухе? Что, если Бранза очутится в каком-то из таких мест, совсем одна, без матери, Эдды, Медведя или Волка, среди толпы мерзких карликов, которые будут показывать на нее пальцами, дергать за волосы и всячески издеваться?

А что, вполне возможно. С этими страхами она сталкивалась в пространстве кошмарных сновидений, когда ночь длилась без конца, сгущая черноту, когда миры и вероятности множились, и никакие границы не сдерживали их чудовищность и враждебность. Бранза просыпалась в оцепенелом ужасе и слепо шарила рукой в темноте между покрывалом и краем кровати, чтобы ощутить тепло верного Волка, зарыться пальцами в его шерсть (все равно что зажечь лампу), услышать, как он сонно завозится, подтверждая обыкновенность реальной ночи, зевнет, шумно вздохнет и опять погрузится в свой безмятежный сон.