— Спускайся, Ноэр, — со счастливой улыбкой позвал Филип. — Она тебя не обидит.

Облако медвежьего запаха уже поднялось вверх и достигло ноздрей Ноэра. Он улегся на толстый сук и свесил руку; кончики его пальцев почти касались влажного носа зверя. Медведица встала на задние лапы и прислонилась к стволу, а Ноэр принялся нежно ворковать и гладить ее, будто псарь — свою лучшую борзую. Филип тоже гладил медведицу, его рука белела звездой в густой бурой шерсти.

Одна часть моего сознания была объята страхом, а другая твердила: ну конечно, так все и должно быть между человеком и зверем! Мы и медведи — близнецы-братья, разделенные в ходе создания мира, мы — одно целое: медведи взяли себе огромные размеры и роскошный вид, а нам достался разум, чтобы понимать и приручать их.

— Ну же, Ноэр, давай! — слабо произнес я.

— Что тебе давать? — Он любовался широким круглым блюдом, которым сверху казалась сопящая морда медведицы.

Филип оглянулся на меня, словно двухлетний карапуз, которого я оторвал от интересной игры, велев вымыть руки и приступить к молитвам.

— Эй, вы, оба, идемте отсюда! — Голос мой внезапно осел. — Здесь творится волшба, и мне это совсем не нравится!

— А мне нравится, — хихикнул Ноэр. — Очень, очень нравится!

Филип уже запустил в густую шерсть обе руки, мял и ласкал спину медведицы, одурев от наслаждения.

— Идемте, — повторил я и в страхе отступил назад. Мне хотелось подбежать к товарищам и стряхнуть с них чары, от которых я пока был свободен, но одновременно душа моя изнывала от желания попасть в ту же магическую ловушку. К счастью, у меня хватило ума сообразить, что, если двое полностью заколдованы, третий должен сохранять ясную голову.

— У нас есть задание, — сказал я не столько им, сколько себе. — Есть цель. Не будь на нас этих шкур, мы бы наложили полные штаны, увидев медведицу. Вы бы давно сидели на верхушке самого высокого дерева и тряслись от ужаса!

По лицу Ноэра разлилось невероятное блаженство.

— Ах, но ведь они на нас есть, наши чудесные шкуры! Мы — медведи, как и она. Теперь мы с ней — одно и то же.

Филип, не переставая гладить мех, поглядел на меня невидящими глазами и бессмысленно рассмеялся.

Я отвернулся, чтобы набрать полную грудь свежего лесного воздуха, не зараженного колдовскими чарами. Потом я подбежал к дереву, схватил Филипа за руку и потянул на себя. Вообще-то я крупнее его, однако сейчас он стоял крепко, словно камни на Священном Холме, весь во власти медвежьей волшбы. Запах, исходивший от медведицы, кружил голову, взрывался в мозгу сверкающими звездами, холодил кожу каплями утренней росы, обжигал глаза, словно перец. Ее короткий выдох опьянил меня, точно молодое вино, привел в чувство, будто пощечина.

Я всем телом навалился на бедро Филипа, стараясь, чтобы он оторвался от медведицы, но не упал. Филип издал крик злого отчаяния, зашатался и начал отбиваться, но мне удалось застать его врасплох, и когда я отлепил его от медведицы, колдовские чары уже не имели над ним такой силы. Я поскорей повел его прочь, крепко обнимая за плечи, пока он не рухнул на землю и не разрыдался, как ребенок. Я стоял над ним и вдыхал чистый воздух — простой воздух, лишенный вкуса, запаха и магии, наполненный обыкновенной жизнью, — вдох-выдох, вдох-выдох. Я нарочно не оборачивался, так как знал, что, увидев медведицу, рванусь к ней в надежде испытать иные, сладкие ощущения.

— Надо как-то вызволить Ноэра, — проговорил я, стуча зубами от страха.

— Согласен, — ответил Филип. — Раз я не могу быть с ней, то и он не должен.

Видимо, он все еще находился во власти медвежьих чар. Я пихнул его в бок и откатил подальше. Он извивался и выл.

— Погоди, дай собраться с мыслями, — сказал я. — Как бы это стащить его с дерева?

— Я понял, — пробормотал Филип, глядя в землю, — понял. Она нас заколдовала! Так… о чем я сейчас думал? — Он опять вперил взор в огромную фигуру зверя. — Представляешь, я чувствую сразу и то, и это. Баллок, я влюбился в нее! Влюбился в медведицу! И в то же время я не влюблен в нее, то есть я вижу, что… — Филип закрыл лицо ладонями и попытался прогнать сумбурные мысли.

— Палка… — Я покрутил головой в поисках подходящего сука. — Нам нужна палка или ветка, и подлиннее, чтобы спихнуть Ноэра с дерева. А потом мы с тобой… — Я посмотрел на полусонного Филипа и понял, что толку от него мало. Придется справляться в одиночку.

Я нашел длинный сук, но он оказался слишком тяжелым, даже если бы Филип очнулся от своего оцепенения и мы взялись бы за дело вдвоем.

— Черт побери, — выругался я. С этой удобной веткой мы могли бы стащить Ноэра, не переходя границу, за которой действовали медвежьи чары.

Филип сидел на земле и размазывал по лицу грязные слезы, судорожно всхлипывая.

— Ну что, пришел в себя? — спросил я. — Мне нужна твоя помощь.

Медведица заурчала. От ее голоса у меня начало покалывать в висках и заныло в пояснице. Ноэр нежно замурлыкал в ответ. О, это было ужасно: шершавые змейки ревности поползли у меня по спине. Я надеялся лишь на то, что злость поможет мне освободить Ноэра, освободить всех нас. Где же найти подходящую ветку? Яростно топая, я ринулся в заросли.

— Мне кажется… кажется… — лепетал Филип.

— Какая разница, что тебе кажется! Ищи палку, а лучше две: одну, чтобы столкнуть Ноэра с дерева, а другую, чтобы ткнуть медведицу, если ей вздумается нас преследовать.

— Ударить ее? Палкой?!

— Послушай, Филип, я знаю, что мои слова звучат дико, но это все обман! Мы околдованы, поверь. Прошу тебя, давай найдем палку и покончим с этим. Ты же хочешь спасти Ноэра, правда? Или мы оставим его медведице?

Он с трудом поднялся и пошел за мной; мы вооружились более или менее сносными ветками.

— Теперь набери в грудь побольше чистого воздуха, — сказал я, — и вперед. Ты спихнешь Ноэра, я оттолкну медведицу, поскольку не люблю ее так нежно, как ты.

— Хорошо, — неохотно отозвался Филип.

— Ты со мной? — Я в упор посмотрел на него. — Мы должны вызволить Ноэра и сделать так, чтобы он застрелил зверюгу. Тогда мы сможем сбросить эти треклятые шкуры и все, что с ними связано, в том числе безумную любовь к медведям.

— Ну, не знаю… — Филип поглядел на медведицу со смешанным выражением страха и тоски. — Ты, конечно, говоришь складно, да ведь я люблю только одну медведицу, только эту, и, знаешь, так сильно, что готов с ней… соединиться.

Я начал молотить его куда попало.

— Размазня! — орал я ему в лицо. — Ты сам-то себя слышишь? Совсем одурел! Слушай меня и делай как я говорю! Бери палку и спасай Ноэра! Ноэра, который был твоим другом с самого детства и до последних минут, пока тебя не одолели животные страсти! Спихни его с дерева и тащи прочь от медведицы, слышишь? Ты меня слышишь?!