Вождь племени, Яли Лого, не жалел об отлете чужаков, но Маргарет была точно уверена, что многие туземцы грустят. «Слезы струились по их черным лицам. Они чувствовали, что теряют друзей, и я тоже знала, что теряю своих лучших и самых добрых друзей в жизни. Я громко шмыгнула носом и неожиданно заметила, что Макколлом и Деккер тоже плачут».

МОЖЕТ БЫТЬ, ПЛАЧУЩИЕ туземцы действительно грустили, увидев, что Маргарет поднимается на борт планера. Но, возможно, их слезы отражали более сложные эмоции, охватившие жителей Колоимы.

Планер их поразил, но, как говорили свидетели этого события, они не понимали, что новые знакомцы собираются улететь навсегда. Они думали, что появление планера — это последний знак, предсказанный легендой «Улуаек». Напуганные, они обратились к духам предков.

«Мы провели церемонию слез, — говорил Биналок, сын Яли Лого. — Мы хотели показать глубину своих чувств. Плача, мы обращались к нашим предкам. Мы думали, что вернемся к нашим предкам».

На протяжении жизни многих поколений в долине ничего не менялось. Люди рождались, обрабатывали землю, сражались и умирали. Менялись только формы мужских гульфиков и женских юбок.

После церемонии слез мужчины Колоимы перестали хранить табак в кончиках своих гульфиков, вернувшись к обычаю старейшин. Местные женщины изменили фасон своих травяных юбок — вернулись к более традиционной форме. Чужакам подобные перемены могли показаться малозначительными, но для дани они были исполнены глубокого смысла. Не зная, что готовит им новая эпоха, как она скажется на их жизни, туземцы Колоимы решились на самую кардинальную перемену, какую только могли себе представить: вернулись к прежней форме гульфиков и юбок.

Оказалось, что туземцы были правы относительно легенды «Улуаек», но ошибались, оценивая ее влияние. ДОВОЛЬНО СКОРО МИР УЗНАЛ О ШАНГРИ-ЛА, ОТКРЫЛ ДЛЯ СЕБЯ ЭТУ ДОЛИНУ, И ЖИЗНЬ В НЕЙ ИЗМЕНИЛАСЬ ТАК СИЛЬНО, КАК ЕЕ ОБИТАТЕЛИ И ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОГЛИ. В планере Палмер отвлек Маргарет от ее размышлений о туземцах.

— Не удивляйтесь, если после первой попытки буксировочный трос лопнет.

— А что произойдет, если это случится? — спросил Макколлом.

— Ну, меня-то армия застраховала на десять тысяч долларов, — с сильным южным акцентом ответил Палмер.

Маргарет не улыбнулась шутке. Она еще крепче сжала свои четки. Салон планера казался ей таким ненадежным в сравнении с салоном того самолета, который почти семь недель назад доставил ее в Шангри-Ла. В дневнике она записала: «Неужели мы пережили ужасную авиационную катастрофу, столько трудностей, страданий и боли только для того, чтобы погибнуть, когда спасение так близко?»

Палмер помог пассажирам пристегнуть ремни безопасности и показал, за что держаться, чтобы не вылететь из кресла в момент сцепки. Приближалась «Протекающая Луиза». У всех замерло сердце.

«Протекающая Луиза» майора Уильяма Дж. Сэмюелза подлетает к планеру «Вязанка хвороста» для сцепки (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).

Майор Сэмюелз кружил над долиной на высоте полутора тысяч футов. Экипаж в очередной раз проверил все оборудование для сцепки. Через лобовое стекло пилот смотрел на горизонт — к долине приближались тучи.

— Не думаю, что нам удастся подобрать их сегодня, — сообщил он Элсмору по радио.

Однако, пользуясь своим рангом и опытом, накопленным за год полетов над Шангри-Ла, Элсмор приказал совершить попытку сцепки.

— Сегодня лучшая погода, какую мне только доводилось видеть в этой долине. Летите и подбирайте планер. Вы сможете это сделать. Лучшей погоды здесь не бывает.

Сэмюелз понял, что спорить бесполезно.

Он повернулся ко второму пилоту, капитану Уильяму Маккензи.

— Волнуешься, Мак?

— Конечно, — ответил Маккензи. — А ты?

— Думаю, ты и сам все знаешь.

Сэмюелз повернулся, чтобы заглянуть в салон.

— Ребята, вы готовы?

Все, как один, подняли большие пальцы.

— Ну ладно, летим… Опускайте рычаг.

Сэмюелз потянул на себя рычаги, уменьшив скорость самолета до 135 миль в час. Он надавил на штурвал, заставив «Луизу» снизиться до двадцати футов над землей. Самолет летел прямо к шестам, на которых была закреплена петля из нейлонового троса.

В 9.47 стальной крюк подцепил нейлоновую петлю. Сэмюелз выжал рычаги вперед, чтобы набрать скорость, и самолет начал подниматься.

Пассажиров и пилотов планера резко тряхнуло.

Полковник Элсмор наблюдал за сцепкой из своего «Б-25» с высоты шести тысяч футов. Ему не оставалось ничего, кроме молитвы.

Захват планера снизил скорость «Протекающей Луизы» до опасного уровня 105 миль в час. Самолет летел с минимально допустимой скоростью. Чуть меньше, и самолет вместе с планером рухнул бы.

Когда планер после сцепки полетел за самолетом-буксировщиком, оказалось, что к его брюху прицепился парашют, которым был обозначен центр посадочной зоны (фотографии любезно предоставлены С. Эрлом Уолтером-младшим и американской армией).

Осложняло ситуацию и то, что левое колесо планера зацепилось за один из парашютов, которыми был обозначен центр поля. Белая ткань развевалась и пузырилась под брюхом планера, не позволяя ему эффективно набирать высоту. Мрачная шутка лейтенанта Палмера о государственной страховке начинала сбываться — и переставала быть просто шуткой. Если бы возникла необходимость совершить экстренную посадку, то «Вязанка хвороста» свалилась бы в неконтролируемое головокружительное пике.

Планер на опасно низкой высоте направлялся к покрытым джунглями горам. Маргарет молилась, не переставая. С лебедки на борту «Протекающей Луизы» выпустили семьсот футов стального троса. К ним добавились триста футов нейлонового буксировочного троса. В результате планер следовал за самолетом-буксировщиком в тысяче футов, то есть на несколько сотен футов ниже, чем следовало. Сэмюелз отчаянно пытался набрать высоту. Расстояние между самолетом и планером было слишком велико, чтобы благополучно перелететь через горы. Пилот выжал полный газ, но этого оказалось недостаточно. Буксировочный трос касался деревьев, а вместе с ним и планер, на борту которого находились семь человек.

Когда планер задел верхушки деревьев, Маргарет сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Она не могла слышать, как ветки царапают корпус планера — слишком живы были воспоминания о том, как несся над верхушками деревьев «Гремлин Спешиэл».