— Мне очень жаль, господин фон Дюриц, — чуть поклонившись, ответил Волков, — но, боюсь, что не смогу вам ответить. Может, господин барон скажет, он, наверное, в курсе причин поединка.

— Я не интересовался причинами, — отвечал фон Ленц.

Волков видел, что он врёт, и только улыбнулся.

— А-а, — догадался Дюриц, — из за женщины. Ну, это бывает. Главное, что никого не убили. Ведь не убили?

— Нет, все отделались царапинами, — ответил солдат.

— Раз так всё закончилось, то давайте выпьем, — предложил фон Рютте. — А то мы оставили дам одних.

В огромном зале за большим столом кроме дам было еще довольно всякого благородного люда. Рютте не стал, не счел нужным, знакомить каждого из них со своим новым коннетаблем, и коннетабль был ему благодарен за это, впрочем, все присутствующие с интересом его разглядывали, наверное, знали, кто это. В камине полыхали полубревна, на столе, в подсвечнике, горели десятки свечей, хотя за окнами было светло. Дворовые мужики вкатили бочонок с вином и выбили ему днище. Седой Ёган разливал гостям вино, повара тащили из кухни блюда, один из дворовых тут же натирал тушу молодого барана какой-то смесью, насаживал его на вертел, господ и дам было много, почти полстола занимали, все уже выпили, были разговорчивы, и все считали своим долгом задать какой-нибудь вопрос коннетаблю из Рютте. Теперь Волков понял, о чем говорила госпожа Анна, называя его местной знаменитостью. Солдат охотно отвечал на вопросы, смешил гостей, и даже подтрунивал над бароном, выставляя его человеком, безусловно, храбрым, но весьма неосмотрительным. Все смялись, и громче всех смеялся сам барон, а солдат чувствовал внимание господ к своей персоне. После повешенного людоеда, он был второй фигурой в феоде по интересности. И, признаться, это ему льстило. Он уже бывал за столом с благородными, но это был первый раз, когда благородные обращали на него внимание, смеялись его шуткам, слушали его рассказы, протягивали ему кубки, чтобы чокнуться. Даже фон Ленц, с которым он поговорил на балконе без особого дружелюбия, и тот с ним чокнулся и один раз улыбнулся его шутке. Сам солдат почти не пил, во-первых, он собирался ехать к госпоже Анне, а во-вторых… Он в глубине души надеялся, что дочь барона соизволит появиться на пиру, и он не ошибся. Когда веселье было в самом разгаре, белокурый ангел появился.

Она была без головного убора, что, хоть и допустимо для незамужней девушки, но все-таки было вызывающим. Небесно-голубого атласа платье, опять же вызывающе обтягивало ее фигуру. Она остановилась, поклонилась гостям, пожелала всем доброго дня, и присела в кресло, придерживая платье. Мужчины вставали, кланялись, дамы раскланивались, не вставая. Солдат тоже встал и поклонился ей. Поначалу она его не заметила, а когда старый Ёган ставил перед ней приборы, красавица подняла глаза и увидела Волкова, который сидел почти напротив. Ее глаза удивленно расширились:

— А что этот тут делает? — сказала она тихо, но в этот момент кроме нее никто не говорил, и поэтому все услышали ее фразу.

В зале повисла тишина, гости, кто с конфузом, а кто с любопытством, смотрели, чем все это закончится. Солдат сидел и глупо улыбался, он брал кубок, не отпив ни глотка, ставил его на стол, и снова брал.

— Дочь моя, — сказал барон громко через весь стол, — ваши слова грубы.

— Я не хотела быть грубой, папенька, — девушка невинно поглядела на отца. — Просто мне интересно, по какому праву он сидит здесь?

— По какому праву? — заорал барон багровее и, вскакивая. — По праву приглашенного мною. Этот человек сидит здесь, потому что я, Карл Фердинанд Тилль, барон фон Рютте, пригласил его за свой стол.

— Не сердитесь, папенька, — примирительно сказала прекрасная Едвига. — Хорошо, что вы пригласили за стол этого человека, а не лакея Ёгана или нашего конюха. С конюхом, я сидеть не смогла бы, от него воняет.

Барон заорал:

— Да будет вам известно, что никто без чести не сядет за мой стол, и уж если я пригласил человека за стол, можете не сомневаться в его чести и доблести. А у нашего коннетабля, помимо доблести, есть крепкая рука и острый меч, так что он сидит за столом вполне заслуженно.

— Да не злитесь вы, папенька, — продолжала дочь барона, я просто немножко удивилась, думала, что это бродяга с большой дороги, а оказывается, у него честь есть, тогда, конечно, пусть сидит.

— Бродяга с большой дороги?! — заорал барон. — Еще одно слово, и вы не только за одним столом с ним будете сидеть, но и в одну церковь пойдете, а после возляжете с ним на одно ложе.

— Боже сохрани, — сказала девушка, осеняя себя святым знамением. — Уж лучше с башни вниз головой на мостовую, — и добавила, чуть ворчливо: — Ёган, ты нальешь мне вина, или эту пытку я должна терпеть трезвой?

Волков встал.

— Сядьте, Фольков, — крикнул фон Рютте.

Солдат не послушался:

— Боюсь, что это невозможно, господин барон, — произнес солдат. — На этот раз поле боя покину я.

— Не удивлюсь, что ты так всю свою жизнь и делал, — заметила Едвига, отпивая вино.

— Фольков, не уходите, — настаивал барон.

Волков подошел к нему и тихо произнес:

— Поверьте, барон, сейчас я уйду, так будет лучше.

— Бросьте, Яро, — барон попытался его остановить.

Но солдат ушел. В зале висела неловкая тишина, и тогда, как ни в чем не бывало, красавица спросила:

— Господа, а о чем вы говорили, пока я не пришла?

Никто из присутствующих не нашелся, что ответить ей, даже барон.

Солдат вышел на улицу, посмотрел на свои пальцы, они тряслись. Не только пальцы, его всего потрясывало. Не будь она баба, он бы мог зарубить ее без всякого поединка, прямо там, за столом. Пока он шел по двору замка, стараясь глубоко дышать, начал успокаиваться. Через некоторое время он успокоился, и на смену бешенству и тряске пришла холодная и сухая ярость:

«Ну, что ж, — думал он, — если я не могу зарубить вас, госпожа Ядвига, я зарежу вашего белозубого ла Реньи, раз он вам так нравится». Эта мысль ему понравилась настолько, что Волков окончательно успокоился и широко улыбнулся. На первом этаже донжона, за большим столом, он нашел Ёгана:

— Мыться, бриться, чистую одежду. Бригантина не чищена, найди кольчугу, только недлинную, а потом седлай коней.

— К госпоже Анне поедем? — Догадался Ёган, выходя из-за стола.

— Откуда знаешь?

— Да не мудрено догадаться. Когда к попу шли — вы особо не чистились.

Ёган еще сказал что-то, но Волков его уже не слушал.