«Да, о Риме больше и речи нет, — сказал Лоппан. — Но это не играет большой роли. В следующем году на Олимпиаде ты всё равно принимал бы участие без надежды на успех: спринтер в 16 лет далёк от своего максимума. Но потом, Эрик, ты должен поддать жару. Чтобы это проявилось в Токио».

В Токио… То есть в 1964 году. Тогда ему будет двадцать лет. Если всё сложится нормально, он уже закончит гимназию, станет учиться в университете. Пять лет сегодня представлялись вечностью.

«Ты не мог бы иногда наведываться? Для корректировки техники? — поинтересовался Лоппан. — Жаль, так и год потеряем. Придётся много навёрстывать».

«Нет, — сказал Эрик. — У меня штрафные работы или арест каждую субботу и воскресенье».

Лоппан уставился на него и покачал головой:

«Похоже, там нормальный сумасшедший дом».

Лето получилось совершенно идеальное.

Два первых месяца, изо дня в день похожие на будни Марлона Брандо, остались позади. Он уехал в Англию за день до возвращения папаши из Роннебюбруна. Казалось, высшие силы помогали ему.

В Англии народ пил чай с молоком и светло-коричневое пиво, не столь насыщенное угольной кислотой, как шведское.

Осенний семестр начался с двух спортивных триумфов.

В День Школы на соревнованиях по лёгкой атлетике Эрик сначала прыгал в длину. Высокая скорость при разбеге обеспечила ему шесть метров, и этого хватило для победы. Потом бежал 400 метров. Силовая тренировка в течение предыдущего года и, наверное, физическая работа в порту, поспособствовавшая поднакачать мускулатуру, позволили удержать высокий темп на всей дистанции. И тоже первое место!

А когда школьная команда сыграла против Сигтуны, он забил два гола. Первый и последний в матче, который Щернсберг выиграл со счётом 3:2. В результате восторг трибун — своего рода сильная вакцина против нападок совета.

По крайней мере так это выглядело сначала. Все изменилось в октябре, когда его вызвали на заседание профсоюза.

Ястреб, возглавивший эту организацию, стучал карандашом по парте, точно как председатель совета перед новым делом.

«Ага, — сказал Ястреб, — мы собираемся обсудить с тобой серьёзный вопрос, который касается дерзкого поведения».

Эрик объяснил, что в таком случае интересы профсоюза должен представлять кто-то другой, нежели Ястреб, с которым он не разговаривает. Ибо как можно относиться к человеку, который со словами «Извини, старина!» выливает кипяток на привязанного к штырям одноклассника.

Профсоюз решил поручить рассмотрение данного пункта повестки дня другому, временному председателю. Дескать, в принципе они считают неправильным уступать давлению, но хотят продемонстрировать свою добрую волю. Важно, чтобы разговор состоялся.

Боже праведный, они начали разговаривать как совет.

Ну?

Да, дело касалось, значит, дерзкого поведения Эрика. Весь предыдущий учебный год прошёл под знаком конфликта в школе, возникшего из-за того, что Эрик последовательно саботировал основополагающие принципы Щернсберга. А именно дружеское воспитание. Но сейчас он стал на год старше (и, по меньшей мере, на пять килограммов тяжелее по мышечной массе, подумал Эрик). Так что, наверное, стоит решить проблему мирным путём. Ибо ситуация ухудшилась. Да, вклад Эрика в репутацию школы имел позитивное значение для спорта. Но это привело к определённому негативу. Дело в том, что более молодые и, пожалуй, менее зрелые, и менее здравомыслящие товарищи из младших классов, и не только они (приходится признать) неправильно понимают положение Эрика в школе. Его авторитет в спорте — это одно, соблюдение же принятого здесь стиля, вообще приличий — иное. И это стало серьёзной проблемой, которую следует решать каким-то образом. У профсоюза состоялись неформальные переговоры с представителями совета, и в результате дискуссии обе стороны пришли к одним и тем же выводам.

Ну?

От Эрика требуется просто-напросто прекратить своё дерзкое поведение. Либо совет возьмётся за дело со всей строгостью, либо Эрик уступит и начнёт выполнять приказы, как все другие. Почему, кстати, он позволял себе не делать этого? Здесь всё касается одинаково всех. Выходит, за исключением Эрика, который полностью поставил себя над законом. Разве демократично, чтобы кто-то, только из-за своего превосходства над другими в силе, создавал себе особые привилегии? Профсоюз обязан бороться с подобным положением всеми средствами. Что же касается горчичников, они, наверное, являются сущей безделицей для Эрика, который даже не поморщился от горящей сигарки… Да, это дело прошлое. Пожалуй, не стоило его касаться, но ведь все знают ту историю. Надо ли спорить из-за жалкого горчичника? А если всё упирается в Силверхиелма, в то, что именно он командовал за столом (словно у Эрика возникали особые трудности с горчичниками как раз от Силверхиелма, и это после всего, что случилось), профсоюз, конечно, готов позаботиться, чтобы Эрика пересадили за другой стол. На новом месте, кстати, ему будет обеспечена более достойная позиция. А не в самом конце, где обычно приходится передавать пустые тарелки официанткам. И вообще, кто сказал, что Эрик будет получать много горчичников? Почему для этого должны найтись какие-то причины? И что касается отдельных поручений — только иногда, в кои-то веки… Здесь уж, наверное, вообще не из-за чего ломать копья. Новых четырёхклассников, кстати, беспокоит возможность неповиновения со стороны Эрика. Это также выглядит недемократично. Ведь, если задуматься, они сами провели (многие из них) не один год в Щернсберге и получали горчичники, и выполняли поручения, и застилали кровати, как все другие. И сейчас, когда они стали четырёхклассниками, вдруг возникают совершенно ненужные проблемы. Разве это справедливо?

Ну?

Нет. Этот пункт закрыт. Хотите ещё что-нибудь сказать?

Да. В таком случае остается единственный выход. Если Эрик не хочет пойти навстречу, профсоюз будет вынужден принять определённые меры. Которые в некотором смысле принесут ущерб всей школе. Но из двух зол всегда выбирают наименьшее.

Ну?

Да, к сожалению. Предлагается, чтобы Эрика исключили, пока временно, из школьной футбольной команды. А также из команд по лёгкой атлетике и плаванию.

Стало быть, черт возьми, такая смешная маленькая организация, пять школяров-реалистов, которых все знают как мальчиков на побегушках при совете, может устроить ему отлучение от спорта? Неужели вы способны?

А почему нет? Профсоюз представляет реальную школу. Можно договориться в совете. И в демократическом порядке принять определённые решения. Конечно, отлучает не совет и не профсоюз. Они только вносят совместное предложение. А решают сами спортивные коллективы. Но ведь большинство в футбольной команде — четырёхклассники, к тому же в неё входят три члена совета. Аналогичная ситуация в сборной по лёгкой атлетике. И там будет проявлено должное понимание, не так ли? Может, Эрик все-таки подумает и пересмотрит?

Нет.

В таком случае профсоюз, к большому сожалению, считает необходимым осуществить названные меры. Потом, пожалуй, через полсеместра, он мог бы вернуться к этому вопросу.