Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну-ну, – хмыкнул в голове насмешливый голос, – фантаст!»
– Ты кто? – ошалело спросил мальчишка.
«Я? Кремний. Нет… Сила? Бульон?» – Слова вылетали как пули, плющась о внутреннюю стенку Велькиного черепа. Мальчишка сжал виски.
– Думай потише, пожалуйста, – простонал он. – Башка трещит!
«Извини. Перестану. Сейчас. – Слова зазвучали мягче и тише. – Лучше уже?»
– Ага, спасибо.
«Я… Я… Забыл… – покаянно бормотал голос. – Забыл!»
– Ничего. – Велька пошел к стиральной машине. Там, среди кирпичей у него с давних пор имелся тайник. – Кажется, я знаю, кто ты. Ты – кресильон?
«Точно! Ок! Да!»
– Вот, – он достал пистолет из тайника, – так и думал. А речь у тебя не отрегулирована, между прочим.
«???»
– Как бы объяснить… Люди обычно говорят предложениями. Подлежащее, сказуемое, припадочные разные члены… – Велька запнулся, чувствуя, что говорит что-то не то. Он попробовал вспомнить уроки универсального, но в голову ничего не лезло. Кто же знал, что когда-нибудь придется учить кресильон разговаривать?!
«Сказуемое? Подлежащее? Как?»
– Подлежащее – это ты. Или я, например. Предмет, человек, кресильон. Асур какой-нибудь.
«Интересно!»
– А сказуемое – это что тот делает. Я стою, ты думаешь, облака плывут.
«Бластер стреляет».
– Точно. А припадочные… то есть придаточные члены – это всякие прибамбасики. Как стреляет, в кого, зачем. Понял? И еще – всякие прилагательные. Например, бластер – какой? Сверхмощный.
«Понял. Сверхмощный бластер высокотемпературно стреляет огненными лучами во вражеского десантника, чтобы яростно разнести его в кровавую кашу и героически прославить человеческий доминион».
– Сечешь! Только так длинно не надо.
«Покороче? Пуля – дура, пленарный меч – молодец?»
Велька понял, что нашел родственную душу.
– Здорово! А раньше чего молчал?
«Раньше ты ничего интересного не думал. А… Слушай, ты на „психа“ не обиделся? Нет? Просто план дурацкий. Ну ладно, в арсенал ты попадешь с моей помощью. Броник, сканер отыщешь. А потом? Титанка тебя в лапшу порвет».
«Ну а что же делать-то?» – для экономии времени Велька попробовал тоже говорить мыслями. Получилось здорово.
«Сперва надо разведку провести. Я помогу. Только обещай, что не увезешь меня на Бетельгейзе. Хорошо?»
«Хорошо, – согласился Велька. – А почему?»
«Был я там. Не понравилось… Да и вообще, у меня мечта. Путешествовать люблю. Программист, который нас создал, всю жизнь в инвалидном кресле просидел. Ему сказали оружие выдумать – он и выдумал. А сам не хотел, чтобы оружие, он хотел доминион облететь. И вот мы такие получились. На одном месте – в витрине или на складе – нам хуже смерти. Понимаешь?»
«Понимаю».
«Когда ты меня унес, я все боялся поверить. И там, на таможнях… Знаешь, таможенники бы тебя не пропустили. Они ведь не совсем идиоты».
«Так это ты мне помогал?!»
Кресильон не ответил, но Вельке показалось, что он улыбнулся. Как будто рядом зажегся маленький теплый огонек.
«Я тебе расскажу. Но сперва надо кое-что сделать. Для начала…»
Что «для начала», кресильон объяснить не успел. На лестнице послышались осторожные шаги. Кто-то крался. Велька нырнул за бельевую корзину и затаил дыхание.
В приотворившуюся дверь заглянул Тилль. Полностью одетый, словно отбой не для него. Настороженно оглядевшись, он прошмыгнул кокну. Подтянулся и исчез снаружи.
Глаза его были закрыты.
«За ним! Немедленно!» – приказал кресильон.
На улице Вельку ждала неудача. Тилль словно сквозь камни провалился. И кто мог подумать, что задохлик – такой следопыт? А потом еще пришлось пережидать патруль, прятаться от невесть откуда взявшегося полковника…
«Абель не упустил бы его, – с озлоблением подумал Велька. – Сел бы на хвост, как гончая. И что это я такой невезучий…»
«Абель? – заинтересовался кресильон. – Кто это?»
«Братец мой… С детства уши прожужжали: Абель то, Абель се, ты недостоин памяти брата…»
Кресильон засмеялся, но не обидно, а с сочувствием:
«А у меня братьев нет… Есть старшие кресильоны, но это другое. Знаешь, Вель, я тебе завидую… Немного… Брат – это здорово. И пусть бы он иногда подтрунивал, зато и помогал бы, и поболтать было бы с кем!»
«Я знаю… Но только я Абеля никогда не видел. Он погиб, когда я еще не родился».
«Понятно…»
Они замолчали.
Ночь же шла своим чередом. Трещали цикады в зарослях пылфея; на стене сонно перемигивались фонарики. Темноту они почти не рассеивали, но крепость с ними становилась как-то уютнее.
«Слушай, – кресильон очнулся после долгого раздумья, – кажется, я знаю, как его догнать».
«Как?»
«Вставай. Ох, я идиот… Не задействовать блок ассоциативных связей!.. Нам в сад нужно, где ты сегодня Майю видел. Пойдем!»
И Велька двинулся по ночной тропинке. Если бы не кресильон, он бы шею сломал или влез бы в какую-нибудь канаву. Но дух оружия (нет, пожалуй, лучше о нем думать как о великом путешественнике) вел его «на чутье» – подсказывая повороты, предупреждая о корнях деревьев.
Один раз Велька все-таки оступился. Влетел в куст, весь исцарапался. А когда выбежал на дорожку, его ждал сюрприз.
– Стоять! – гаркнул над ухом Уфимцев. – А ну смирно, кинкара-мать! – И добавил такое, что Велька присел.
– Господин капитан… – начал он, лихорадочно придумывая, что бы такое сказать.
– Кругом! Равняйсь! Смирно!
Голос капитана звучал совсем рядом. Но как Велька ни вертел головой, Уфимцева он не видел. Где же тот мог прятаться?
Из травы выскочил попугайчик.
– Же сис еренте, комме ун шеваль де посте,[34]– чирикнул он.
– Малокровие, говоришь? – ответил ему второй голосом Лютого. – Гемоглобину не хватает? Да я ж тебя, гниду, с потрохами сожру! Кровушки напьюсь! Встать, когда с тобой старший офицер разговаривает!!
– Тьфу, блин.
Велька закусил губу, чтобы не рассмеяться.
Легенду о попугайчиках знали все. Говорили, что предыдущий начповос (тот, что работал до Лютого) пытался вывести породу абсолютных шпионов. Кое-что получилось. Попугайчики с серо-стальным оперением сновали повсюду, подслушивая и вынюхивая. Правда, где они живут, никто понятия не имел. Вельке первому удалось обнаружить шпионское гнездо.