ясно теперь видел мягкую прядку надо лбом, чуть прищуренные глаза цвета воды, ямочки на щеках, расстегнутый ворот и деревянную пуговицу, чуть подрагивающую на короткой веревочке.

— Чжайдао! — позвал он.

И видение стало тускнеть, медленно растворяясь в холодной воде зимних сумерек.

Перо

Столько дней Юньфэн мучительно осваивал знакомое пространство, лишенное знакомого человека, и лишь на исходе восьмого месяца отсутсвия Чжайдао добрался до полок с книгами и письменными принадлежностями. Ничего неожиданного он и не надеялся там встретить: книги, бумага, кисти, тушь, мраморная тушечница и такая же подставка для кисти — все это принадлежало Юньфэну, и было отдано Чжайдао в безграничное пользование.

Но вот он уехал, и четыре сокровища кабинета ученого вернулись к прежнему владельцу. И все же Чжайдао сумел удивить Юньфэна, среди кистей оставив очиненное гусиное перо — из тех, какими пишут у него на родине.

И Юньфэн вспомнил, как однажды вошел к Чжайдао, а тот сидел, склонившись над незнакомой книгой — толстой, в деревянном, обтянутом кожей переплете.

— Это ведь твой язык? — спросил Юньфэн. Чжайдао кивнул. — Это ты написал?

— Нет, книга старая: ее подарил моему наставнику его духовник.

— Интересно, — Юньфэн продолжил рассматривать страницу. — Как это вы пишете такие знаки? Они же постоянно повторяются… Разве в вашем языке так мало слов?

— Буквы — это не слова, — объяснил Чжайдао. — Они обозначают звуки, из которых состоят слова. Вот, смотри, как можно записать твое имя при помощи букв. — Чжайдао покопался в своей сумке и, достав оттуда белое перо, написал: «Ао Юньфенъ»

— Это мое имя? — удивился Юньфэн. — Такое длинное?

— Зато не нужно учить сотни разных знаков и их сочетаний: запомнил три десятка и любое слово можешь прочитать, даже то, которое прежде никогда не встречал.

— Это довольно удобно, — неуверенно проговорил Юньфэн.

— Но мне кажется, для твоего языка не очень подходит. К тому же будет некрасиво.

Юньфэн сейчас жалел, что не спросил, как пишется имя Чжайдао на его языке. Теперь уже никогда не узнает. И никогда не сможет написать его пером — буквами, как заклинание, как мистический призыв… Только вряд ли бы это помогло уменьшить его тоску. Вряд ли вообще что-то может ее уменьшить.

Награда

Как среди бумаг Чжайдао оказалась эта грамота? Впрочем, теперь уже не важно… Наградная грамота, жалующая Юньфэну, вошедшему в тройку цзиньши цзиди, почетный ранг «вэньминьлан». Присвоение почетного ранга давало возможность Юньфэну, не принадлежащему к аристократии, принимать участие в императорском экзамене сюань на право получить должность в каком-нибудь министерстве.

Что касается Юньфэна, он просто был доволен тем, что справедливость восторжествовала и он занял, пусть не первое (на первое он никогда и не рассчитывал), но достойное третье место таньхуа — «избранного таланта». А Чжай-эр радовался, как ребенок, рассматривая грамоту и расспрашивая о ее значении.

До экзамена сюань оставались сутки, и Юньфэн потащил друга гулять по столице.

— Разве тебе не надо готовиться? — удивился Чжайдао.

— Умнее, чем я есть, за сутки не стану, — улыбнулся Юньфэн. — Поэтому насладимся свободой в последний раз. Ведь чиновник — человек подневольный.

И верно, в тот вечер они чудесно погуляли, попробовав, кажется, все знаменитые сладости Линьаня, болтая о незначительных вещах, выпили несколько чайников чая в разных чайных, любовались озером Сиху и кормили золотых рыбок…

А на следующий день Юньфэн сдал императорский экзамен. Результат был превосходным, и оставалось ждать, когда ему подберут достойную вакансию. У них было несколько дней, и они отправились в горы…

Это были последние дни его свободы. Но что значит несвобода по сравнению горькой несвободой человека, обреченного нести свое одиночество среди близких людей, не находя в них понимания, не смея и не умея искать в них утешения? Как удивительно, что Чжайдао с его вниманием и сочувствием, с его умением лишь по одному взгляду понять, что тревожит Юньфэна и найти нужные слова, чтобы его приободрить, — удивительно, что в самое зыбкое и тревожное время его молодости Чжайдао оказался рядом и в нем Юньфэн всегда находил опору и утешение…

Деревянная игрушка

Юньфэн перечитывал письма Чжайдао. Письма, которые тот писал все одиннадцать лет, но отдал лишь в последний вечер. Неплохое решение для человека, получить весточку от которого больше не будет возможности. Юньфэн вздохнул. Вдруг за окном раздались легкие шаги и пронзительный свист, затем в комнату вбежала Шаньхуа. Она сразу сунула нос в листки в руках Юньфэна:

— Это шушу писал?

— Да.

— Мне он тоже написал несколько писем. Он мне сегодня снился. Шушу сказал, чтобы я пришла к тебе, и как только я услышала, что ты вернулся, тут же побежала сюда.

— Он часто снится тебе?

— Нет, сегодня первый раз. А что?

— Мне он почему-то не снится.

— Потому что ты не веришь в сны. Если бы он тебе приснился, утром ты бы не мог понять, видел ты его или только воспоминание о нем.

— Не слишком ли ты рассудительна для своих лет, Шань-эр?

— Не слишком. Шушу велел мне не просто прийти к тебе, а прийти и посвистеть в эту свистульку, — она поднесла к губам деревянную птичку, и Юньфэна оглушил пронзительный свист.

— Зачем он велел тебе так мучить меня? — усмехнулся Юньфэн, закрывая уши ладонями.

— Потому что ты слишком сильно грустишь. Вот, возьми, посвисти тоже, — она протянула ему игрушку.

— Откуда у тебя это? — спросил он, разглядывая смешную простенькую свистульку.