Светка ничего не спросила у него, и, глядя на ее миловидное лицо, на мягкие, округлые формы, он понял, что этот разговор закончен раз и навсегда и что они теперь просто будут жить дальше, как будто ничего не произошло, но зная друг про друга то, чего не знали раньше. В этом были и свои преимущества. В пятницу, например, он опять пойдет смотреть «Лебединое озеро», и она уже ничего не спросит у него утром, а просто молча поставит перед ним тарелку с омлетом и красиво нарезанными помидорами и так же молча будет варить кофе, а потом они будут обсуждать планы на выходные и, может быть, даже выберут наконец цвет для новой кухни. Появилась Сашка в пижаме и Андрей, шлепнув ее по попе, сделал вид, что сердится, что она еще не спит. Но Сашка видела его насквозь. Усевшись ему на колени, она обхватила его шею руками и стала рассказывать о новом видаке, который они смотрели у подруги, и что он тоже обязательно должен ей его купить, а Светка сидела напротив и листала какой-то журнал, поглядывая на них поверх страниц.

Этой ночью, после разговора с Изольдой, ему снилась она, впервые за все это время. А может, он придумал этот сон уже здесь, сидя в опустевшем зале, откуда студенты вместе со звуками, шумом и смехом унесли с собой жизнь. Ну и все голоса, конечно, кроме ее, который завлек его сюда, в Дерпт, в студенческий театр, на репетицию пьесы об их великом опальном поэте и который он теперь слышал в себе, как эхо. Или она нашептала ему этот странный сон, зачаровав его память, которая все ускользала и играла с ним в прятки с того момента, как он сел в белый «мерседес».

Тогда ему снилось, что он входит в комнату, где она ждет его у окна, в чем-то длинном и с распущенными волосами. Она не поворачивает головы, но он видит, что она плачет, и хочет подойти к ней, но не может сдвинуться с места и стоит у двери соляным столбом. Вдруг она встает, открывает окно и, так и не оглянувшись на него, идет в него, как в дверь. Он подбегает к окну, наконец-то его тело вышло из оцепенения, но ее нигде нет, только белая птица летит ввысь в пустой, бессолнечный воздух. Но даже если она наколодовала ему этот сон или он сам придумал его здесь, в этом пустом зале, теперь-то он точно знал, откуда тот взялся.

Однажды, лежа в постели после секса, когда она, как всегда, чертила пальцем по стене замысловатые узоры, погруженная в какие-то свои, тайные мысли, она вдруг спросила у него, верит ли он в жизнь после смерти. Он засмеялся и, поцеловав ее в нос, сказал, что верит только в себя и ей советует. Она же, положив голову ему на грудь, заговорила так страстно, что он удивился. Никогда раньше он не видел ее такой и не слышал.

– Самое прекрасное, что может произойти с нами после смерти, – говорила она, – об этом я читала в одной персидской легенде, это то, что мы, то есть наши души, превратятся в белую птицу, навсегда соединившись в ней. Представляешь, Андрей? Мы с тобой станем белой птицей. Но это при условии, что наша любовь победит жизнь, ну, в смысле дух победит материю, которая есть наш знаменитый базис, понимаешь? Только так. Тогда эта бессмертная, как и наша любовь, птица будет иногда залетать на землю, и люди будут смотреть на нее, конечно ничего не зная о нас, но чувствуя, что здесь какая-то тайна, и от этого им будет немного грустно, но и хорошо…

Потом она помолчала и, повернув голову в другую сторону, сказала:

– А если жизнь победит любовь, то после смерти с нами произойдет самое ужасное. Это то, что мы или наши тени, ну какая в общем разница, пройдем мимо, не узнав друг друга, как чужие… Но этого никогда не произойдет, Андрей, я точно знаю, никогда.

Она затихла, и он, вместо того чтобы, как обычно, надсмеяться над ее сказочками – как он говорил, в воспитательных целях, закаливая к жизни, – только хмыкнул и стал гладить ее по голове.

Андрей встал и опять подошел к окну. Там чернел густой надземный мрак, из которого вот-вот вынырнет белый «мерседес», чтобы подхватить и унести его с собой. Холод уже целиком окутал его, словно он с головой нырнул в зимнее море. Где-то внутри еще звучал ее голос, сопротивляясь холоду и тьме, но уже все слабее.

Она заставила-таки его оглянуться назад, заставила сделать невозможное. Его, такого умного, образованного, наученного великим опытом человечества, который ему с детства прививали мать, а потом профессора литературы знаменитого университета, и поэтому всю свою жизнь, до того момента как сесть в белый «мерседес», твердо придерживающегося единственно верного и великого правила. Не оглядываться назад, на горящие города, куда проливается прах и сера, не оглядываться назад на тень любимой, что следует за тобой в темном лабиринте. Не оглядываться назад, что бы ни случилось, и нигде не останавливаться, а идти дальше, в гору, где ждут тебя спасение и счастье.

За окном в черном воздухе мелькнула белая тень, затрепетала и исчезла. Она? Ее прощальная весть перед его последним путешествием? Отняв часть памяти, она взамен послала ему этот давно забытый сон. Она узнала его, как и обещала, а значит, ее любовь победила жизнь. Это она хотела сказать, обернувшись белой птицей?

Но уже ревел, призывая его, мотор «мерседеса», и Андрей шел к нему, смиренный и холодный, повинуясь силам, которые неумолимо гнали его дальше. Не взглянув на него, шофер кивнул, нажал на газ, и они опять взлетели ввысь.

Они, видимо, влетели в тучу. За окнами клубился туман, от него отрывались клочки и неслись наперегонки с «мерседесом». Упершись взглядом в лобовое стекло, повинуясь известным только ему законам навигации, Слава так ни разу и не взглянул на него. Весна осталась позади, и тело Андрея уже успело забыть ее мгновенное, земное тепло.

Перед ним, как бесенята, всё куда-то мчались злые туманные ошметки, и слепому воздуху, казалось, не будет конца. Он попробовал так пристроить голову, чтобы забыться хотя бы на пару минут, и вспомнил про Димку. Обернувшись, он увидел, что тот съехал с сиденья и полулежит, откинув назад голову. Почему-то его особенно поразили разинутый рот и правая рука телохранителя. Она висела из плеча вдоль тела, как у тряпичной куклы. Другая же рука, образовав на спинке кожаного сиденья угол в сорок пять градусов, наоборот, застыла, как деревянная. Скользнув взглядом пониже, Андрей увидел, что в Димкиных пальцах зажата пушка. В затылке сильно заныло, и Андрей опять повернулся вперед. Он покосился на Славу, но шофер и бровью не повел, будто шефа здесь в помине не было. Напомнить о себе Андрей не решился, в сером пространстве явно царила своя, новая для него иерархия.

Он снова уставился перед собой, стараясь забыть о Димке с нелепо раскрытым ртом и пушкой в руке. Ему вспомнилась беременная Димкина жена. Тот иногда привозил ее в своем «пылесосе», когда приезжал за поручением. Она всегда оставалась ждать в машине, даже если Димка сидел у него больше часа. Когда Андрей спросил, не лучше ли в ее положении сидеть дома, Димка засмущался и сказал, что она боится оставаться одна. Вдруг начнутся роды, а у них здесь никого нет. Тогда Андрей предложил ему следующий раз взять ее с собой наверх. Ему захотелось развлечься: интересно, как эта девочка из города сланцев поведет себя в их шикарной после евроремонта квартире. Димка еще больше стушевался и стал говорить, что вряд ли, что она уж очень стеснительная, а когда за ним закрылась дверь, сразу появилась Светка и объявила, что это, между прочим, и ее квартира, и что он там делает за ее пределами – это его дело, а вот в ее пределах она попросила бы с ней советоваться. Как же быстро она усвоила барские замашки. В следующем доме точно построит вход для низшего персонала.