За столиком тут же появились две девицы лет по двадцать, не больше. Одна, покрупнее телом и поживее, представилась Машей. Другая была помельче, похожа на угловатого подростка. Она все больше помалкивала, подливала себе в фужер шампанского, заказанного Терентием, и томно поглядывала на Жигана. Эту звали Настей, по крайней мере, она сама так представилась.

Маша бесстыдно уселась на колени Терентию, подтянув до самого последнего предела и без того неприлично короткую юбку. Настя поглаживала Жигана по колену. А он бесстрастно глотал водяру, даже не выпуская из руки зажженной сигареты.

– У твоего друга плохое настроение, – безапелляционно заявила Маша, ерзая на коленках Терентия. – Он всегда такой скучный?

– Н-нет, – заикаясь, сказал Терентий, – просто у нас на работе н-неприятности.

– Лучшее средство для того, чтобы поднять настроение и забыть о неприятностях на работе, – это секс, – похотливо улыбнулась Маша.

– У нас с-с-секса нет, – фыркнул Терентий. – Так по т-телику недавно сказали.

– Ерунда, – с деланным возмущением заявила Маша, – секс у нас есть, и мы вам можем это доказать.

– Т-точно? Тогда давайте ко мне, борухи. У меня хата с-свободная.

Прихватив с собой пузырь водки и пару «банок» шампанского, компания отправилась к Терентию. Беспорядок в квартире никого не смущал.

Сначала пили на кухне, закусывая бутербродами с несвежей колбасой, которая обнаружилась у Терентия в холодильнике. Потом девчонки отправились в ванную, а хозяин квартиры вместе с Жиганом перешел в захламленную комнату.

Жиган слабо понимал, что происходило потом: водка сделала свое дело.

Терентий извлек откуда-то из-под дивана гитару и, терзая струны, с надрывом запел:

Прости-прощай, я покидаю зону,

Меня на волю гонят мусора,

А я привык, как к спальному вагону,

Бывает, привыкают фраера.

Рецидивистов хор уже из бывших

Споет последний раз «Вечерний звон» —

Малиновую песню строгих вышек.

А завтра воля, что была как сон.

Я с радостью великой, но неброской

Под утро выйду на разливы рек.

И вот зека обнимется с березкой,

Обыкновенный вольный человек…

Девчонки вышли из ванны совершенно обнаженными. Маша плюхнулась на диван рядом с Терентием и пыталась подпевать ему, не зная слов песни.

Настя закурила, села на пол рядом с Жиганом.

Но долго будет ныть по зоне рана,

И будут сниться в клетку облака,

И не поможет женщина Марьяна

Уснуть спокойно бывшему зека…

Несмотря на огромное количество выпитого и отчаянную фальшь в голосе, Терентий ни разу не забыл слова и не перепутал аккорды.

Когда Маша услышала слова последнего куплета, она деланно возмутилась.

– Как это – не поможет? Олежек, я обязательно помогу тебе.

Он еще пытался что-то петь, но крепкая крупногрудая девица вырвала у него гитару и тут же запечатала жадным пьяным поцелуем лицо Терентия. Потом она села на него верхом и стала расстегивать на груди рубашку.

Уже как в полусне Жиган почувствовал прикосновение к себе женских губ. Это Настя, встав с пола и затушив сигарету, села ему на колени.

Его руки сами собой обхватили ее хрупкое девичье тело, которое так маняще прижималось к нему сверху. Потом что-то вдруг мелькнуло у него в голове, и он возбужденно прошептал:

– Лена, Леночка…

– Я не Лена, – ласково проговорила она ему на ухо. – Я Настя…

Но он уже ничего не слышал. Он перевернул ее и стал покрывать поцелуями с такой страстью, на которую только был способен человек, не знавший женщину долгие годы…

* * *

С трудом разлепив глаза и приподняв отчаянно болевшую голову, Жиган долго не мог понять, где находится.

Над головой – серый, в грязных потеках, давно не мытый потолок, вокруг стены, оклеенные старенькими дешевыми обоями, и молодецкий храп сбоку.

Жиган был заботливо накрыт одеялом. Рядом, закутавшись в потертое покрывало, храпел Терентий.

Жиган встал с дивана и, шлепая босыми ногами по немытому полу, поплелся на кухню. Настенные часы показывали двенадцать. День был в самом разгаре. Во дворе под окнами бегали дети, кто-то шумно выколачивал ковер. Удары мерно отдавались в тяжелой, словно налитой свинцом голове. Девчонки исчезли.

Обнаружив на кухонном столе недопитую бутылку шампанского, Жиган жадно припал к горлышку.

После шампанского головная боль чуть отступила. Порывшись в забитой окурками пепельнице, Жиган выбрал чинарик подлиннее и закурил.

Он пытался вспомнить, что же произошло ночью, но в памяти всплывали только Терентий с гитарой и грудастая Маша, отнимающая у него инструмент.

Он так и сидел нагишом, когда на кухню завалился Терентий.

– Ты чего? – громко зевнув, спросил он.

Терентий успел натянуть на себя спортивные штаны с пузырями на коленках и выцветшую майку.

– Ничего, – вздохнув, сказал Жиган. – Вот думаю, что шефу говорить.

– Зачем?

– На дворе день давно.

– Ну и что?

Терентий непонимающе мотнул головой.

– На работу надо бы.

– Какая работа? Ты чего, вообще умом тронулся? Сегодня суббота.

– Слава богу, – облегченно вздохнул Жиган. – А я-то совсем забыл.

– Пить надо больше, – икнув, заметил Терентий и почесал грудь. – Где же у меня пиво-то было?

Он стал открывать подряд все кухонные ящики и наконец извлек на свет божий две бутылки «Жигулевского». Одну он поставил на стол перед Жиганом, другую откупорил и опустошил одним глотком.

– Пей, чего сидишь?

Жиган последовал примеру друга.

– Борухи давно смотались? – спросил Терентий.

Жиган пожал плечами.

– Ну и хрен с ними. Баба с возу – кобыле легче, – засмеялся Терентий. – Слушай, я забыл тебе вчера сказать.

– Что?

– Угадай с трех раз, кого я недавно видел?

– Живого дедушку Ленина, – сострил Жиган.

– Нет, я серьезно.

– Ну?

– Ленку Кирееву. Помнишь ее?

– Угу, – промычал Жиган.

– Я, правда, не успел спросить, что она здесь делает, но потом мне знакомые пацаны сказали, что она с Пантелеем на какой-то охpенительной тачке ездит.

Снова заныла рана в сердце, и Жиган, стараясь скрыть свои чувства, припал к бутылке. Пиво горячими струями разливалось по жилам.