– Естественно. Но доказать, что он – убийца, будеттрудно.

В это время в прихожей раздался грохот, хлопнула дверь, и вкомнату ввалился запыхавшийся Саенко.

– Ваше сковородне, господин полковник! – выпалилон. – С Борисом Андреичем беда!

– Что, он слишком скверно играл на рояле и за это егопобила возмущенная публика? – прищурился Горецкий.

Саенко глубоко вздохнул, намереваясь начать подробныйрассказ, но вместо этого вдруг махнул рукой и выпалил традиционное:

– Ох и подлый же народ турки!

Услышав шаги у себя за спиной, Борис внутренне собрался. Наэкране в это время разворачивалась бурная сцена с заламыванием рук и отчаяннымижестами, но Ордынцев, чтобы не заглушать шаги, заиграл тихую «Утреннюю молитву»Чайковского.

Скосив глаза, он разглядел приближающуюся к нему из темнотызала гибкую, хищно согнувшуюся фигуру. Продолжая играть нехитрую мелодию левойрукой, правой Борис потянулся к револьверу.

Однако достать оружие он не успел: гибкая фигура метнулась кнему, и раздался звук резкого удара и скрежет металла по металлу.Соскользнувшее лезвие стилета порезало ухо, но Борис, не обращая внимания наболь, отклонился, перехватил в воздухе левую руку нападающего и приемомфранцузской борьбы бросил его на пол.

Сам он прыгнул сверху на поверженного противника, чтобы недать ему подняться, но тот откатился в сторону и хотел нырнуть под сиденьязрителей, как вдруг из темноты вынырнул Саенко и каким-то тяжелым темнымпредметом огрел злодея по голове.

В зале раздались раздраженные выкрики и свист зрителей,недовольных тем, что замолчало привычное фортепьяно тапера. Борис громкопроизнес по-французски извинения, вряд ли понятые турецкой публикой. Саенко,сидя верхом на безжизненном злодее, аккуратно связывал ему руки, как связывалон багаж Аркадия Петровича или Бориса при частых переездах.

Борис нагнулся к ординарцу и спросил:

– Ты же вроде с Аркадием Петровичем ушел? Как же тыздесь-то оказался?

– Да решил приглядеть за вами. Мало ли что, думаю…

– Молодец ты, брат. Вовремя подоспел. Без тебя бы мнене справиться, убежал бы, мерзавец, – вон он какой жилистый…

– Да, соответствующий господин, – согласилсяСаенко, внимательно оглядывая узлы. – Но теперь не убегет.

– А ты его… не того? Не насмерть?

– Да нет, сейчас очухается. Мужчина крепкий.

– А чем ты его приложил-то?

– Да там, при входе… вазочка такая стояла.

Борис окинул взглядом рассыпанные по полу осколки и подумал,что ваза была немалых размеров, чуть не в человеческий рост.

Связанный человек зашевелился и открыл глаза. Увидев Бориса,он удивленно на него уставился.

– Я так понимаю, – сказал Борис весьмавежливо, – вы знакомый Лидии Антоновны. У вас к ней было дело? Так онасегодня занята, я за нее.

В зале наконец загорелся свет. По проходу между рядамибежали, тяжело пыхтя, двое толстых турецких полицейских, вызванных перепуганнымбилетером.

Увидев лежащего на полу связанного человека и склонившегосянад ним Бориса, полицейские выпучили глаза и злобно затараторили по-турецки.Ордынцев огляделся. Саенко и след простыл. Когда он успел исчезнуть, осталосьзагадкой. Борис попытался объясниться с полицейскими по-французски, но они непонимали ни слова, сыпали турецкими фразами, и один из них уже начал решительнонадевать на ненормального иностранца наручники.

В это мгновение Борис вспомнил спасительные слова. Он громкои с достоинством сказал полицейским:

– Джафар Карманли!

На полицейских это подействовало волшебным образом. Они ещебольше выпучили глаза, однако наручники надевать не стали, подняли связанногозлодея с пола и повели обоих к выходу. С Борисом обращались с вежливойосторожностью, хотя на всякий случай крепко держали за локоть. По дороге онипереговаривались между собой, периодически повторяя магическое имя «ДжафарКарманли». Произносили они его с испуганным уважением.

– Итак, вы утверждаете, – негромким скрипучимголосом проговорил Джафар Карманли, в упор глядя на Бориса Ордынцева, –что этот господин покушался убить вас?

– Да, совершенно верно. Он подкрался ко мне сзади,когда я играл на фортепьяно…

– Вы работаете тапером в синематографе «Лидо»? –прервал его турок быстрым вопросом и сделал знак стенографисту.

– Нет, я не работаю тапером, – устало ответилОрдынцев, – я заменил женщину, которая работает там тапером, потому чтоона понадобилась для снятия допроса моему шефу…

– Ваш шеф – сотрудник турецкой полиции? – ссаркастической усмешкой спросил Джафар-эфенди.

– Нет, он не сотрудник полиции, – уныло парировалБорис, – он…

– Этот господин напал на меня, когда я собирался занятьсвое место в первом ряду, – обиженным голосом проговорил смуглый жилистыйгосподин с левой рукой на перевязи, – он ударил меня по голове каким-тотяжелым предметом, от этого я потерял сознание и больше ничего не помню…

– По голове его ударил не я, а Саен-ко, – вставилБорис.

– Саенко? – язвительно уточнил Джафар и сделалзнак стенографисту, чтобы тот отразил новую фамилию в своих записках. – Икуда же делся этот таинственный господин Саенко?

– Не знаю, – пожал плечами Борис, – он помогмне связать этого убийцу, а потом, когда появились ваши полицейские, куда-тоисчез.

– Так. – Джафар Карманли наклонил голову, итусклый свет лампы отразился в его голом желтом черепе. – Значит, этоттаинственный господин куда-то исчез…

– Что вы слушаете этого молокососа! – взорвалсясмуглый господин. – Я – уважаемый человек, боевой офицер, пострадавший вбоях за свое отечество, – он бросил взгляд на левую руку, безвольновисящую на черной шелковой перевязи, – и не потерплю возводимых на менягрубых обвинений! Мой родственник, который…

– И ранение у него фальшивое! – прервал его Бориснервным возгласом. – Я прекрасно помню, что там, в синематографе, онударил меня в шею стилетом, держа его в левой руке!

– Стилетом? В шею? – насмешливо переспросилДжафар. – Должен сказать, что вы прекрасно выглядите для человека,которому нанесли удар стилетом в шею!

– Дело в том, что я… – начал Борис, но в это времядверь отворилась, и на пороге появились Аркадий Петрович Горецкий и его верныйоруженосец.

– Дело в том, что я господину поручику посоветовал нашею полотно от старой ножовки навернуть, – с ходу принялся объяснятьСаенко. – Мне один охотник рассказывал, он когда на рысь ходил, завсегдапилу на шею навертывал. Рысь – она сзади на шею бросается, точно как убивецэтот… Борис Андреич нарочно стул в темноту передвинул, а вот этот, –Саенко кивнул на смуглого господина, – в темноте-то и перепутал.