– Пусть промзона, – согласился Цветков. – Забор тянется на версты, на заборе, как водится, русский народ признается о своей светлой любви к инородцам и болельщикам. Ты уже принял и на сердце хорошо, и девочка улыбается, и кажется, что тебе. А в голове у тебя в этот момент – квантовая физика, Андрюш, кубиты туда-сюда шныряют, обеспечивают твой мыслительный процесс.

– И что?

– Да ничего, в общем, – поскучнел Геннадий. – Странно все это до одури, человек рождается, мается дурью, и мрет по дурости или от общего паскудства жизни, и остается после него один песок и никакого жемчуга. Вроде человек, а хуже устрицы.

Он вздохнул, похлопал по отсутствующим карманам движениями курильщика, хлопнул по бедрам:

– Так вот, песок этот состоит из микрокристаллов гидроксиапатита кальция, его вообще до черта в наших тушках – зубы, кости там. А самое забавное знаешь что? Кристаллы «Невода», которые генерируют н-поле, тоже из этого фосфата кальция. Я в центральном часто кручусь, это, в общем, не секрет.

Лагутенко захлопал глазами.

– И что это значит?

– Просто любопытное совпадение, поделился.

Андрей нахмурился.

– А чего ты про Колпино заливал? С квантовой физикой пополам?

– Для расширения кругозора. Очень он у тебя узкий, Андрюха.

Лагутенко отвернулся, включил на светоплате крестословицу. С Цветковым поживешь – козой мекать начнешь. Когда уже их отсюда выпустят?

– Жалко, – неожиданно сказал Цветков. – Детей жалко. Столько дряни за жизнь на человека налипает, не отмоешься. Но это особенно…

– Каких детей? – не понял Лагутенко.

– Да, ты же белочек ловил, не знаешь. Поездка тут была, школьников по объекту водили. Административный показывали, аквариум с рыбками. И «Невод» показали.

Лагутенко вздрогнул.

– Как показали?

– Краешком, по внешнему контуру прогуляли. А Гелий, обезьяна старая, тестовые импульсы по контуру гонял. Заведет туда мальчика или девочку, чуток газа-транквилизатора подпустит, для расширения сознания, и шарашит тестовый.

– Новых рыбаков ищут, – догадался Андрей. – И что, нашли?

– А мне докладывают? – огрызнулся Цветков. – Я, Андрюша, нехороший человек, я себя очень люблю, любую гадость себе прощу. А это не могу. Я их вел, байки плел, Колибри показывал, а в голове все время стучало – «Сука, сука ты, Цветков, мразь конченая». Ладно мы с тобой, Андрюш, – сами на это говно подписались. А они-то причем? Совсем дети, хорошие, чистые, ухоженные домашние детки, не такой сброд подзаборный, как мы с тобой. Ну ладно, как я. Их-то за что? Кем бы там ни были их родители, дети не в ответе за них. Они пока ни за что не в ответе. Вот что жалко, Андрюш, подыхать буду, не прощу себе. Мог бы ведь послать Гелия на ферть, ять и ижицу.

– А что не послал?

Разоткровенничался Цветков, таким Андрей его не видел – будто злая, едкая душа Цветкова вывернулась колючками внутрь.

– Сволочь, потому что… – Цветков отогнул край синтетического матраца, вынул смятую гильзу. – Дунем?

Лагутенко кивнул. Двери медблока разошлись, Цветков нырнул вперед, будто ища тапочки, и мгновенно сунул гильзу под край матраца.

– Ну что, бойцы невидимого фронта, как самочувствие?

Господин Сенокосов был бодр, почти весел. Не к добру. Когда начальству весело, подчиненным наоборот.

– Вашими молитвами, – Цветков принял вертикальное положение. – Вы к нам зачастили, Олег Геннадьевич.

– Не пора ли отработать содержание, рыбачки?

– Я могу полы помыть, – вызвался Цветков.

– По профилю, Геннадий. Надо бы аномалию подсветить.

– На пиковом режиме? – побледнел Лагутенко.

– Не, с меня хватит, второй раз я голову в этот сливной бачок не засуну, – решительно сказал Цветков. – Вам надо – сами идите.

Сенокосов посмотрел на него взглядом голодного удава.

– Гена, утомил веселиться. Ты договор свой читал? Ты же неустойку будешь до конца своей жизни платить, китайскую лапшу жрать, на одной доске спать, а другой укрываться. Ты в рабстве, Гена, пока не отработаешь уговоренный срок. А продолжишь свое скоморошество, вылетишь в двадцать четыре часа по месту прописки. Вот обрадуются местные сыскари, наконец висяк закроют. Срок давности ведь не истек, Гена.

Цветков замолчал, взгляд его стал злым, узкие зрачки шилами прокалывали воздух.

– Дело должны были закрыть, – сказал он хрипло. – Был такой уговор, полковник.

– Уговор был, что ты работать будешь, а не коз по объекту выгуливать, – жестко сказал Сенокосов. – Отработаешь договор, тогда и закроем. Еще три года, Цветков.

Оператор молчал.

– Посиди, подумай, – сказал Олег Геннадьевич, повернулся к Лагутенко. – Как ты себя чувствуешь, Андрюша?

– Хорошо, – Лагутенко опустил голову, смотрел на замшевые ботинки полковника, красивые, светло-коричневые. Один был безнадежно забрызган чем-то темным. Жалко, дорогие ботинки, десятка алтын, не меньше.

«Кофе пролил, наверное», – равнодушно подумал Лагутенко. Он знал, чего хочет полковник, но не знал, что ему сказать.

– Поработать надо, – сказал полковник.

Андрей поднял тоскливый взгляд. Цветков смотрел куда-то в потолок, в матовые плафоны, заливавшие бокс молочным светом.

– Надо, так поработаем, – ответил Лагутенко.

* * *

Аршинцев позвонил в два часа ночи. Сенокосов как чувствовал, переставил телефон так, чтобы до него было легко добраться без акробатических этюдов.

– Неважно у нас дела обстоят, – сказал глава проекта вместо «Здравствуй, старый друг Сенокосов, как у тебя дела?». – Дьяки порбовские роют носом землю, продавят нас до конца недели. Собрание Схода назначено на воскресенье, будут Милованного на трон сажать. Почуяли, падлы, силу, чины за ними стоят. Так что в понедельник жди гостей. Дьяк по особым делам ПОРБ Царев, Лю Чжань, региональный куратор управления по делам русско-китайского союза, и Ван Юэй, третье управление МГБ КНР, научная разведка. Ну и свита из наших, само собой.

– Значит, запускаем «Ромашку»? – спросил Олег Геннадьевич с облегчением. План «Ромашка», игра в «верю – не верю». Консервация научной зоны «Невода», программное переоснащение оборудования, удаление всей текущей документации со всех носителей, активация резервной базы данных с фальшлогами, консервация и маскировка испытательного стенда – единственного, что может разрушить тщательно отработанную версию, скрывающую подлинную природу исследований.

У «Невода» три слоя прикрытия. Сказка первая, общеизвестная – по государевым грамотам, объект «Око» именовался станом по исследованию проницаемости земной коры.

Сказка вторая, рассчитанная на пытливые умы из сторонних приказов и на особо ретивых сетевых вещал, которым был не дорог их вещательный ярлык, гласила, что на Колдун-горе обретается глядело дальней разведки и стан связи с подводными лодками ВМС НоРС.