Тем временем Клемент миновал Марбл-Арч, постоял в уличной пробке на Оксфорд-стрит и свернул на Глостер-плейс. Он уже изрядно устал от этого бессмысленного и скучного задания, хотя продолжал рассеянно поглядывать по сторонам, следуя по порученному ему «маршруту поисков». Мысли его постоянно крутились вокруг его нового ужасного положения, наделанных ошибок и совершенных грехов. Когда Лукас сунул ему ту биту, велев уходить и хранить молчание, Клемент просто подчинился старшему брату. Тогда его не смутило ни то, что он мог стать очень ценным свидетелем, ни то, что его молчание могло дискредитировать невинного человека. Когда жертва «умерла», Клемент испытал смутную жалость и значительное облегчение. Все они держались в стороне от процесса Лукаса, никому не хотелось смущать его, играя роль любопытных зрителей, и они предпочли ни о чем не думать, надеясь, что после окончания разбирательства Лукас прояснит им все сомнительные моменты сей деликатной истории. На период исчезновения Лукаса Клемент будто бы забыл о том ужасном происшествии. Его вполне устроило молчаливое понимание друзей, и все его тревоги в основном связывались с местонахождением Лукаса, его благополучием и даже с его возможным самоубийством. Клемент скучал по Лукасу, нуждался в нем, продолжая считать его неизменно добрым старшим братом, заменившим младшему заботливого отца.

«Неужели я рехнулся, — размышлял Клемент, — неужели не сознавал, что он хотел убить меня? Я думал о чем угодно, отметая этот ужасный факт, избегая его понимания, превращая его в иллюзию, в ничтожный пустяк. Так или иначе, но он не убил меня, и если бы бедный Питер Мир не бросился спасать меня, то, возможно, Лукас мог бы передумать в последний момент. Вполне вероятно, что он не ударил бы меня, вдруг почувствовав невозможность такого поступка. А теперь ситуация еще больше запуталась, Мир получил дополнительный повод для ненависти к Лукасу, очередной повод требовать сурового возмездия. Лукас не только нанес увечье Миру, разрушив, как Мир заявил, его жизнь, но и попытался совершить убийство, что доказывает его злонамеренность и сводит на нет оправдывающие ложные показания о несчастном случае. Положение Лукаса туманно, зловеще и запятнано кровью, он предстает как злодей и преступник. Что ж, он действительно имел преступные намерения, вероятно, его следовало бы наказать! Но какова же моя роль во всей этой истории и что будет, если Мир теперь расскажет обо всем полиции и прессе и они начнут задавать мне вопросы? Я буду фигурировать как соучастник своего собственного убийства! Или, скорее… соучастник убийства Лукаса. Если Мир разоблачит Лукаса, то меня тоже ждет обвинение, мне придется давать показания, Лукаса посадят в тюрьму и, возможно, меня тоже. Если же Мир решит разобраться с ним неофициально с помощью наемных убийц, то я могу оказаться виновным в смерти Лукаса, если никому не скажу об угрожающей ему опасности».

Эти мучительные мысли терзали душу Клемента подобно острым стрелам, пока в медленном потоке вечерних машин он пересекал Глостер-плейс. Попытавшись сосредоточиться на порученном ему Луизой поиске Мой и Анакса, он сказал себе, что, вероятно, сейчас оба они благополучно вернулись домой. Клемент уже планировал позвонить в Клифтон из ближайшей телефонной будки… как вдруг, резко дав по тормозам, свернул в сторону и въехал передними колесами на тротуар. Он Увидел Мой. Или ему привиделось? Возможно, Мой промелькнула лишь в его воображении? Клемент выскочил из машины и начал метаться по улице, наталкиваясь на прохожих. Неужели он действительно видел маленькую Мой в свитере и брюках? Неужели это она медленно брела по тротуару? Да, точно, это Мой, она заметила его, она бежит к нему. И вот уже он нагнулся и, раскинув руки, обнял и прижал к себе влетевшую в его объятия девочку.

— Ох, Мой, слава богу!

— Ты нашел Анакса?

— Нет, но Сефтон и Алеф тоже ищут его. Какое чудо, что я заметил тебя, какая радость! Я искал тебя, чтобы отвезти домой. Мы все чертовски беспокоились. Анакс, вероятно, уже вернулся к вам домой, он не мог далеко убежать. Поехали скорей. Почему ты без куртки? Давай поедем домой.

— Нет-нет, я должна идти, я прогуляюсь, а ты поезжай на машине. Он должен был вернуться к тому дому, где раньше жил Беллами… А ты поезжай дальше, пожалуйста, поезжай на машине.

— Ну уж нет, после нашей чудесной встречи одну я тебя никуда не отпущу! Не спорь со мной, будь послушной девочкой. Хорошо, если ты хочешь, мы съездим к дому Беллами. О боги, такая холодина, а у тебя нет даже куртки!

С протестующим ворчанием Мой забралась в машину, и Клемент поехал дальше в медленной процессии вечернего транспорта. Мой сидела рядом с ним, стуча зубами от холода. Коснувшись ее пальцев своей теплой рукой, он накрыл ладонью руку Мой. Она была холодной.

— Ты же замерзла, как ледышка! Ничего, скоро отогреешься, сейчас я включу отопление. Бедняжка Мой, мне уже рассказали, как ты подралась с лебедем, а теперь еще новые неприятности!

— Это я виновата, мне следовало закрыть дверь, мы никогда теперь не найдем Анакса. Он убежал. Возможно, он уже мертв. Ох, ну почему же я…

— Не переживай, с ним все будет в порядке, мы найдем его, он вернется…

Мой крепко ухватилась за руку Клемента, подняла ее и прижала к своей холодной щеке. Похоже, она поцеловала ее.

— Ох, Клемент… — сказала она, едва не плача.

— Ну, ну, Мой, успокойся, — Он мягко высвободил руку и погладил девочку по плечу, — Не жди от меня слишком многого. Ты знаешь, я очень люблю тебя. Но мы явно не пара, ты так юна, а я уже на пороге старости! Не трать на меня понапрасну свою любовь. Это же иллюзия, понимаешь, своеобразная детская мечта! Ты найдешь настоящую любовь позже, когда подрастешь, я уверен, ты встретишь много достойных молодых людей…

Произнеся этот глупый и бестактный монолог, Клемент тут же горько пожалел о сказанном. И зачем только Луиза надоумила его прочесть девушке такое дурацкое нравоучение, ведь в подростковом преклонении перед героями нет никакого вреда! Он услышал, как Мой затаила дыхание, она отстранилась от него и привалилась плечом к дверце машины. На мгновение Клемент представил, как она распахивает дверцу и выпрыгивает. Он подыскивал какие-то мягкие утешительные слова. Луиза попросила его попытаться охладить детскую страсть, и вот он опять все испортил и наверняка причинил боль, ведь даже если Мой кажется, что она любит его, то он должен быть только признателен! Услышав тихий всхлип, Клемент понял, что она плачет.

Анакс уже окончательно заблудился. Раньше он резво бежал вперед, потом брел наугад, пытаясь узнать какие-то памятные места или найти нужные направления, но сейчас все надежды рассеялись, он потерял ориентацию. Притягательное излучение погасло, иссякла и целенаправленная уверенность, придавшая ему сил и позволившая быстро пробежать такой Длинный путь. К большой усталости и голоду прибавился еще и страх. Близился вечер, уже зажглись уличные фонари. Анакс больше ничего не чувствовал, не представлял, откуда он пришел, и не понимал, зачем продолжает путь, но не мог, да и не хотел останавливаться. Если он неуверенно медлил на перекрестках, люди начинали присматриваться к нему. Он должен делать вид, что знает, куда идет. Пес почувствовал страдание оттого, что его могут счесть бродячей собакой. Зарядил мелкий дождь. Скоро совсем стемнеет, в это время он уже мог бы нежиться в теплой корзине… но наступающая ночь застанет его заблудившимся и попросту бродячим бездомным псом. Что же ему делать? Идти вперед, пока он не свалится от изнеможения? Все пугало Анакса, каждый человек стал его врагом. Даже воспоминания о его хозяине, дарившие ему неизменную уверенность в себе, освещавшие его жизнь и доставлявшие радость, стали сбивчивыми и туманными, они скрылись за плотной черной завесой, словно само прежнее счастье лишь привиделось ему. Пес растерялся настолько, что уже не ощущал сам себя. В черном, как кошмарный сон, ужасе ему вспомнились события давней сиротской жизни, которую он вел до прихода хозяина.