А тут вдруг и конец той самой палки-трубы у меня под носом замелькал. Трубой она оказалась железной. Только сбоку к ней, ближе к руке державшего ее человека, что-то круглое прикручено. Нет, ну смех, да и только! Хохочу, заливаюсь, чуть ли не в конвульсиях уже от смеха бьюсь. А мне тем временем руки к подлокотникам зачем-то прикручивают. Щекотно и смешно одновременно. А потом на колени мне блюдце водружают, и чья-то рука что-то капает в него из крохотного пузырька. Неужто наодеколонить меня решили? Раскрываю рот, чтобы снова заржать от всей души, однако в этот момент меня обволакивает терпкая эфирная субстанция, и рот мой поневоле захлопывается, так и не издав ни смешка…

Словно после долгого сна открываю глаза. Где я, мать честная?! Мрак сплошной и запахи помойные. Бр-р-р! И почему я, черт побери, связан?! Дергаюсь, кручусь, от пут освободиться пытаюсь.

– Ладно, пошли разговеемся, – говорит кто-то в темноте, – а он пока пусть малость очухается… Только дров в топку подбросьте, братья, чтоб отсюда всякую гадость вытянуло…

Слышу звук забрасываемого в печь дерева, потом – звук удаляющихся шагов. Трещит огонь, тьма вокруг плывет и кружится… Меня вдруг начинает сильно мутить. Рот наполняется едкой жидкостью, и я едва успеваю отвернуть голову в сторону, однако противная бурлящая струя все равно обильно орошает мою обмотанную веревками левую руку. Голова раскалывается, горло щиплет от рвотной массы, ощущаю себя попавшим в КПЗ бомжем. От буйного недавнего веселья не осталось и следа. Мозги отказываются работать напрочь…

Сижу, затравленно вглядываясь в темноту. Различаю наконец тщедушный лучик льющегося сверху рассеянного света, а на полу – желтоватые отблески полыхающего в раскрытом горне печи пламени. В пятачке света рассмотрел постепенно пару пыльных щепок, кусок изогнутой железной проволоки, осколки стеклянной тарелки. Последние меня неожиданно заинтересовали: мелькнула мысль любым способом до этих осколков дотянуться. Ноги, по счастью, оказались не связанными, и я начал извиваться на стуле всем телом, пытаясь придвинуться к вожделенной разбитой тарелке как можно ближе. Увы, профессиональным циркачом я не был и должной растяжкой не обладал, однако почувствовал вскоре, что левая рука во время моих телодвижений скользит в путах не в пример лучше, нежели правая. Видимо, излившееся из желудка кислотное содержимое существенно смягчило джутовую веревку.

Обрадовавшись этому открытию, я принялся энергично вращать левое предплечье во все стороны и в итоге освободил сперва его, а потом и правое. Воодушевленный данным обстоятельством, первым делом извлек из кармана второй фонарик (фонарь Славы благополучно исчез) и взглянул на часы: половина шестого утра. Надеяться, что Слава с Таней до сих пор ждут меня на старом кладбище, было по меньшей мере наивно. Следовательно, требовалось срочно придумать, как выбраться отсюда без их помощи…

Тщательное обследование места заточения с помощью фонаря меня не порадовало. Выяснил, что нахожусь в пыльной и изрядно замусоренной круглой комнате, отдаленно похожей на уже знакомую мне кузницу (во всяком случае здесь тоже имелся целый комплекс печей и горнов, объединенных общим дымоходом). А вот наличие многочисленных обломков старинной мебели давало повод думать, что меня заточили в заброшенном складском помещении. И вход-выход из него я обнаружил только один. Им и воспользовался, вооружившись для храбрости железным прутом наподобие кухонной кочерги.

Направление моему движению задавали хорошо различимые в свете фонаря следы на покрытом толстым слоем пыли полу. Они-то и привели меня вскоре в смутно знакомый сводчатый коридор: показалось, что я проходил по нему совсем недавно. Однако проследовав по этому коридору до упора, я уткнулся в массивную двустворчатую дверь, не отозвавшуюся на удары по ней ни малейшим шевелением. Это было скверно. Я приложил ухо к массивным почерневшим филенкам и затаил дыхание – тихо. Поняв, что сокрушить столь мощную преграду моей хилой кочергой не удастся, вернулся обратно – в надежде отыскать инструмент покрепче.

Поиски неожиданно затянулись: под руку попадалась лишь совершенно несерьезная мелочь вроде мотков проволоки, тонких досок и прочей ерунды, а вот нужных мне лома или кирки, как назло, нигде не наблюдалось. Тогда, отчаявшись, я решил отломить невесть для чего прилепившуюся к боку печи довольно массивную железную трубу. Изучающе поводив по ней лучом фонарика, рассмотрел в нижней части небольшую латунную «шишку». Не придав ей поначалу никакого значения, стал изо всех сил расшатывать саму трубу. Сил у меня после «веселой» ночки было, правда, немного, зато усердия и мобилизующего на отвагу страха – хоть отбавляй.

Проклятая железка долго сопротивлялась, но потом я совершенно случайно нажал на латунную «шишку», и из полого стержня вдруг что-то выскочило и с металлическим звоном грохнулось на пол. Оправившись от первичного испуга, я присел и осторожно коснулся непонятного предмета, напоминавшего по виду широкую обоюдоострую шпагу. Однако поскольку защитной гарды на лезвии не было, я понял, что имею дело не с боевым оружием, а скорее с необычным резаком, предназначенным для каких-то технических целей. Осторожно протер клинок валявшейся поблизости тряпкой, и в отблесках полыхавшего в печи пламени он засверкал так, словно был изготовлен из легендарной дамасской стали.

Столь приятный сюрприз несказанно меня ободрил, и я даже несколько раз воинственно рассек мечом-резаком окружавшую меня темноту. А вот вернуться к неприступной двери в коридоре не успел, ибо снаружи уже послышались чьи-то голоса, сопровождаемые звяканьем железа. Я стремглав кинулся обратно к стулу и застыл на нем бездушным изваянием, предварительно намотав на запястья веревку. Когда же буквально над ухом раздался чей-то тяжелый протяжный вздох, непроизвольно вздрогнул и веки мои сами собой распахнулись. Правда, увидев освещенную печным огнем фигуру отца Аристарха и его усталое, осунувшееся лицо, слегка расслабился.

– Ну что, дружок, очухался? – без всякого выражения поинтересовался он.

– А от чего я должен был очухаться? – ответил я вопросом на вопрос «слабым» голосом.

Настоятель невнятно что-то пробормотал, отступил на пару шагов назад и чем-то щелкнул. В отблесках печного пламени я различил зажатый в его руке предмет – длинную железную палку со странным утолщением вроде округлого полена у нижнего конца. «Что это, интересно, за штуковина и почему они с ней тут все таскаются?» – задумался я, смутно припомнив, что уже видел нечто подобное в руках одного из троицы, суетившейся возле меня каких-то полчаса назад. Настоятель меж тем приволок из темноты с жутким скрежетом какой-то ящик и уселся на него напротив меня, опершись на выставленную перед собой железную «дубинку».

– И с какой стати вы меня здесь держите? – спросил я в лоб.

– Один важный вопрос нам с тобой надо обсудить, дружок, – ответил отец Аристарх после минутной паузы. – Вопрос, так сказать, жизни и смерти…

– И для этого нужно было меня к стулу привязывать?

– Радуйся, что всего лишь связали. Кабы оказался на твоем месте истинный преступник, с ним не в пример строже обошлись бы…