Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если сексизма и специфичного языка недостаточно, другой причиной интеллектуального оттеснения «Второго пола» может быть то, что он позиционируется как очень конкретная работа: экзистенциалистское исследование одного-единственного аспекта жизни. В философии, как и во многих других областях, большим признанием пользуются всеобъемлющие теоретические сочинения.
Но экзистенциализм никогда не был таким. Он всегда был предназначен для реальных, отдельных жизней. Любой экзистенциализм — это прикладной экзистенциализм.
И Сартра, и де Бовуар интересовало, как экзистенциализм можно применить к конкретным жизням. Если де Бовуар проследила жизнь обычной женщины от младенчества до зрелости, Сартр занялся биографиями и проделал то же самое с рядом отдельных людей (и все они — мужчины): Бодлер, Малларме, Жене, Флобер и он сам. В «Тошноте» он заставил Рокантена отказаться от биографического проекта, чтобы не навязывать жизни традиционную повествовательную форму, но в биографиях Сартра нет ничего традиционного. Он отказывается от стандартной хронологии и вместо этого ищет характерные формы и ключевые моменты, от которых зависит жизненный поворот, — те моменты, когда человек делает выбор в отношении какой-то ситуации и тем самым меняет все. В эти ключевые моменты мы застаем человека в самом акте превращения существования в сущность.
Самые важные из них, как правило, происходят в детстве. Все биографии Сартра посвящены ранним годам жизни его героев; «Слова», его собственные мемуары, ограничиваются исключительно ими. Этот интерес к детству чем-то обязан Фрейду, который также писал психобиографии, разбирая драмы жизни, часто прослеживая их до «первичной сцены». Сартру тоже нравилось находить эти первичные сцены, но в отличие от Фрейда они обычно не были связаны с сексом. Сартр считал, что сексуальные переживания черпают свою силу из более фундаментальных переживаний, связанных с самим нашим существом. Он искал те переживания, в которых ребенок в сложной ситуации брал контроль над происходящим и изменял эту ситуацию по-своему. Другими словами, он интерпретировал жизнь своих героев с точки зрения их свободы. Это происходит, прежде всего, в его книге о писателе Жане Жене, которая вышла в 1952 году — через три года после «Второго пола» де Бовуар, и была отмечена влиянием последней.
Впервые встретившись с Жене в кафе «Флор» в военные годы, Сартр с интересом следил за его карьерой: Жене публиковал эротические, поэтические романы и мемуары, основанные на его жизни в исправительных школах, тюрьмах и бродяжничестве в качестве вора и секс-работника. Его самая провокационная книга «Похоронные обряды» рассказывала о французском подростке, который сражается на стороне Германии в последние дни оккупации, хотя немцы проигрывают — или, скорее, потому, что они проигрывают. Жене был склонен сочувствовать побежденным или презираемым в любой ситуации, и в 1944 году это означало сочувствовать немцам и коллаборационистам, а не торжествующим résistants. В дальнейшем он поддерживал предателей, агрессивных революционеров, террористов Баадера — Майнхоф[71], «Черных пантер»[72] и более или менее всех аутсайдеров. Он поддерживал и студенческих радикалов 1960-х годов, но заметил Уильяму Берроузу: «Если они когда-нибудь победят, я выступлю против них».
Сартру нравилась противоречивость Жене, а также его способ поэтизации реальности. Он был рад, когда издательство Gallimard попросило его написать предисловие к собранию сочинений Жене. Но затем предисловие Сартра разрослось до 700 страниц. Вместо того чтобы в ярости ударить Сартра рукописью по голове, Gallimard согласился опубликовать его отдельной книгой под названием, подчеркивающим тему преображения: «Святой Жене». Это оказалось правильным решением; книга стала в равной степени как идейным трактатом, так и биографической работой. Сартр использовал элементы марксистского анализа, но в основном он подошел к жизни Жене как к способу продемонстрировать свою теорию о том, что «только свобода может объяснить человека во всей его полноте».
При этом он интерпретировал Жене прежде всего как писателя, который взял под контроль случайности своей жизни, написав о них. Но откуда у Жене эта способность превращать события своей жизни в искусство, спрашивал Сартр? Был ли определенный момент, когда Жене, презираемый и обижаемый ребенок, брошенный незамужней матерью и взятый в приют, начал превращаться в поэта?
Сартр нашел момент, который искал, в инциденте, произошедшем, когда Жене было десять лет и он жил в приемной семье. От такого ребенка ожидали покорности и благодарности, но Жене отказывался подчиняться и демонстрировал свой бунт, воруя мелкие предметы у семьи и соседей. Однажды он засовывал руки в ящик стола, когда к нему подошел один из членов семьи и закричал: «Ты вор!» В интерпретации Сартра, юный Жене застыл под взглядом Другого: он стал объектом, на который наклеили презрительный ярлык. Вместо того чтобы смутиться, Жене принял этот ярлык и изменил его значение, утвердив его как собственный. Вы называете меня вором? Хорошо, буду вором!
Принимая объективирующий ярлык другого человека в качестве заменителя своего бессознательного «я», Жене совершает то же психологическое искажение, которое де Бовуар наблюдала у женщин. Она считала, что это отягощает женщинам жизнь, делает их нерешительными и полными сомнений в себе. Но Сартр видел, что Жене совершил этот маневр провокативно, обратив эффект вспять: вместо того чтобы держать его на дне, его отчуждение дало ему выход. С этого момента он стал хозяином своей аутсайдерской идентичности вора, бродяги, гомосексуала и наложника. Он взял под контроль свою угнетенность, перевернув ее, и его книги черпают энергию из этой инверсии. Самые унизительные элементы опыта Жене — экскременты, телесные жидкости, неприятные запахи, тюремное заключение, насильственный секс — становятся тем, что возвышает. В книгах Жене дерьмо превращается в цветы, тюремные камеры — в священные храмы, а самые кровожадные заключенные — в объекты величайшей нежности. Вот почему Сартр называет его святым: там, где святой преобразует страдание в святость, Жене преобразует угнетение в свободу.
Сартр понял все это во многом потому, что думал о собственной жизни не меньше, чем о жизни Жене. Его личное буржуазное детство имело мало общего с детством Жене, но он тоже пережил мрачные времена. Когда его семья переехала в Ла-Рошель, двенадцатилетний Сартр столкнулся с отчимом, который запугивал его, и с жизнью в школе, где другие мальчики били его, клеймили изгоем и издевались над ним за его уродство. В своем страдании Сартр решился на ритуальный жест, который, как ему казалось, сделает их насилие