Скорчившись в три погибели, «микрофонщик» судорожно дергался, будто от невыносимой боли.

— Навались, шваль деревенская! В сердце метьте, в сердце! — воодушевился одноглазый, принимаясь рубить исполина с удвоенной силой.

Не понял — они демона ранить умудрились? А куда? Диско-шоу из истерично дергающихся поясных фонарей не дают нормально разглядеть, но что-то я не вижу на теле «микрофонщика» серьезных ран. Да и когда сотник ему руку срубил — он тоже нифига не пищал...

Вопль твари оборвался так же быстро, как и возник. Воспрянув и играючи смахнув от себя напирающих северян, демон выбросив вперед все обе пары своих омерзительных рук и ломанулся напрямик ко мне.

Спешно поднимаясь со скользкого ковра мертвой плоти и понимая, что мне никак не уйти, я уже прикидывал как бы изловчиться и продать свою жизнь подороже. Глаза там выколоть или орган какой подрезать, пока оно меня жрать будет. Хотя, какие там, нахрен, органы...

Сжимая потную рукоять чесалки и наблюдая, как каждый шаг монстра по «ковру» взрывается фонтаном из гнили и черной плоти, я ощутил какое-то странное чувство успокоения. Вот все и закончилось. Больше не будет этих бесконечных попыток сделать «правильный» выбор и сшить разорванное полотно обратно. Гонки с собственной совестью и чужими ожиданиями наконец подошли к закономерному концу. Единому для всех.

Нет, Эмбер права, я правда поехавший, раз такие мысли всерьез в голову приходят. Контузии, наверное.

Громоподобный топот взорвался грохотом разорвавшегося снаряда — не дойдя до меня с пяток трупов, тварь вдруг рухнула как подкошенная, разверзая бездонную глотку и истошно визжа. Суча причудливо длинными конечностями, демон то хватал воздух в миллиметре от моего носа, то отчаянно пытался поднять свою тушу, опираясь на пару «лишних» рук. Через секунду, с омерзительным чавканьем, искривленные отростки отвалились от деформированной поясницы монстра, оставляя после себя ниточки черной жижи.

А я лишь недоуменно пялился на скорчившееся чудище, пытаясь понять — какого хрена происходит?!

— Изменник!!! — юношеский вопль, полный праведного гнева и обиды на секунду перекрыл визг твари.

Обернувшись, я увидел как Гена за каким-то хреном накинулся на хрыча. Низкий рост и меньшую массу оруженосец компенсировал кипящей яростью, колошматя инвалида ножнами Аллерии и пытаясь вырвать из его рук окровавленное копье.

— Пусти, бестолочь!!! Да дай ты мне...

— Не позволю!!! — ухватив занесенное древко копья, Гена со всей дури приложил им в старческий нос, отталкивая противника подальше от протяжно стонущего «прыща».

Но старания пошли прахом — деревянный протез резко опустился на череп отравленного авантюриста. Звучный треск костей заглох в очередной вспышке всепоглощающего писка из глотки беснующейся твари.

Бросив попытки подняться, «микрофонщик» хрипел и визжал на все лады, сотрясаясь в агонии. Выбрасывая длинные клешни, словно заправский пловец, и толкая огромную тушу по мертвым телам, он на внушительной скорости приближался к месту вспыхнувшей драки, не обращая внимания ни на меня, ни на пяток перепуганных северян, что во главе с дружинником орудовали по его хребту.

В голове вспыхнула фиолетовая челка и дрожащий огонек, подвешенный под потолком заброшенной скотобойни. Плач незнакомой женщины и пустой взгляд пьяного хозяина гостиницы. Блеск ржавого ножа, треск разрываемой плоти и отчаянный вопль демона, полный нестерпимой боли...

Глядя как дед отчаянно, но безуспешно сбрасывает с себя наседающего оруженосца, пытаясь пробиться к остальным спасенным, которых оттащили из общей кучи к тоннелю, я переключился на тела — двое красовались свежими ранами на уровне сердец, будто от копья. И посреди этого могильника, под топотом грязных сапог и глухой стук деревяшки, безудержно подвывала рыжеволосая авантюристка, склонившаяся над трупом своего напарника:

То вопрошая «за что?!», то угрожая лютой расправой, она сотрясала воздух в истерике, прижимая к груди пробитый череп своего кавалера. Ни драка над головой, ни собственный налитый гнилью живот, ни устрашающе приближающийся «микрофонщик», не могли отвлечь ее от горя.

— Дед, блин... Гребанный маразматик! Придушу урода! — ругань и хлюпанье берцев шли в унисон с мерзким чавканьем деформированных ладоней, опускающихся на мертвые тела.

Но как бы вопящий исполин не старался — в этой гонке ему не победить. Потому что настоящему демону не нужны когти и копыта — хватит и пары звезд на погонах.

— Сир?! Сир, он изменник!!! Он убил их! — затараторил Гена, заметив мое приближение и не позволяя матерящемуся старперу пробиться к последней выжившей.

— П-п-помогите... — провыла дылда, приподнимая ко мне пробитую голову мертвого авантюриста, будто я могу ее склеить. — Вы же умеете, я помню! Вы все-все умеете! Умоляю, просто...

Лишь в последний миг осознание промелькнуло в ее глазах.

Мир потонул во всепроникающем визге окончательно сломанной рации, сводя внутренности и разрывая слух. Крепко хватившая мое плечо семипалая кисть обернулась куском мягкой черной жижи, стекшей по стеганке и рухнувшей на берец.

«Микрофонщик» таял на глазах. Чудовищная туша растворялась на куче мертвых тел. Потусторонняя плоть, слой за слоем, сходила волнами, медленно обнажая перекрученные останки погибших стражников. Спустя несколько секунд и десяток причитаний северян про «колдовство», исполин окончательно превратился в лужу смрадной воды и переплетенных человеческих «запчастей».

Но истеричный визг статики никуда не исчез. Напротив, ее рев достиг ранее невиданных высот, становясь почти осязаемым. Жаль лишь, что кроме меня его никто больше не слышит...

Хлюпнув, ржавый нож вышел из виска рыжеволосой авантюристки, позволяя ей безвольно рухнуть на тело мертвого ухажера.

— Сир? Сир, вы... Сир?! — отчаянно сиркая, Гена недоверчиво переводил взгляд с вздутого, будто беременного тела, на окровавленную чесалку. — Что вы наделали?!

— То же, что и всегда... — облокотившись о каменную кладку, я в который раз принялся хлопать себя по грязной стеганке, в тщетных попытках отыскать заветный карман.

Но его не было. Снова.

Безумие. Это действительно безумие. Раз за разом совершать одни и те же поступки, надеясь, что результат изменится. Сначала на благо родины, потом ради сослуживцев, теперь для спасения города... Все ради блага безликого «большинства» ценой «допустимых потерь».

«Правильные решения», мать их.

Спасаю какой-то абстрактный город с его эфемерными жителями, снова и снова губя вполне конкретных людей. Иногда своими руками, иногда чужими, но результат остается прежним.

А стоит ли Грисби этого? Да стоит ли весь этот мир той кучи дерьма, что приходится совершать ради его сохранения? Вопрос на миллион, блин.

Где-то я не там повернул. Совсем не там.

— Это еще что за страсти... — шумно выдохнул стражник, тыча клинком в переплетение мертвой плоти, оставшейся на месте