было двадцать четыре. Долгое время она была тайком влюблена в него, года два или три, до того, как поняла, что это означает на деле.

Магнуса дома не было. То ли гулял с какой-то девчонкой, то ли вкалывал на случайных заработках – Эйре было на это плевать, потому что Рикен остался, и она не долго думая выдавила из себя пару реплик, которые заранее выучила, под одеялом в своей комнате.

– Но зато я могу поехать с тобой.

– Куда же?

– Туда, где я никогда не была.

Его локоть, торчащий в открытом окне машины, сигарета в руке. Она брала с него пример и тоже курила в окно.

Две высокие нефтеналивные цистерны стояли заброшенные на одном из островков в тени моста Сандёбру, в лиственном лесу, которому дали свободно разрастись. Ржавое железо. Единственное, что сохранилось от сульфитного завода на Сванё, который снесли в 1970-е годы. Рикен знал, через какие щели можно туда проникнуть.

Пустая цистерна, пятьдесят или сто кубических метров замкнутого пространства над их головами. Внутри валялся всякий хлам, бутылки и спальный мешок с матрасом. Они носились кругами, сопровождаемые гулким эхом собственных голосов, пели и вопили как резаные, пока она не упала и не потянула его за собой.

– Магнус убьет меня, – пробормотал Рикен уже на первом их поцелуе, но они все равно продолжили, несмотря на то что пол под ними был грязным и жестким.

Эхо его голоса до сих пор звучало в ней. Сама она молчала, чтобы не опозориться; побоялась сказать, что для нее это первый раз.

Но он, кажется, и сам понял.

– Ты ведь никому об этом не скажешь? – спросил он после, когда они прощались на дороге из опасения, что Магнус уже может быть дома. – Он должен узнать это от меня. Иначе он меня прибьет. Обещаешь?

Было так непривычно снова положить руку на его плечо. Теплая от солнца кожа. Как же давно она этого не делала. Рикен вздрогнул от ее прикосновения.

– Я просто хочу знать, – сказала Эйра.

Лужайка круто сбегала к берегу реки, к небольшим мосткам со стоящей на причале деревянной лодкой.

– После того как дело закрыли, – проговорил Рикен, – мы больше не говорили о Лине. Магнус не выносил разговоров на эту тему. Это была запретная зона, минное поле, понимаешь? И поэтому я не мог с тобой об этом болтать, это было бы как предательство…

– Я понимаю.

Их дружба была превыше всего, и она знала это. С самого детства.

– Когда он не ходил в полицию, то сидел у меня дома и трясся от страха. Он думал, его посадят.

– Он всерьез был в нее влюблен?

Рикен кивнул.

– В жизни Лина не была настолько невинной, какой она выглядела на фотографиях. Она играла с его чувствами, бросала, а он возвращался к ней снова – ну ты знаешь, как это бывает. Магнус был вконец сломан и раздавлен, когда узнал, что она мертва, уходил бродить, не говоря куда, мне не удавалось его удержать, а вашей матери и подавно. Я даже не знаю, где он ночевал.

Эйра попыталась вспомнить, но от тех времен у нее сохранилось лишь общее чувство тревоги за Магнуса, крики и ссоры у них дома, причиной которых могло быть все, что угодно.

Найденные наркотики, прогулы в школе, пропавшие деньги.

– Появился новый свидетель, – медленно проговорила она. – Кое-кто утверждает, что видел Лину тем вечером, чуть позже, в лодке на реке.

Рикен обернулся, и ее поразили его глаза: зеленый сменился на карий – цвет, который она никогда не забудет.

– Но это невозможно! – воскликнул он.

– Разве?

– Улоф же признался.

– Через месяц, – уточнила Эйра, – когда следователи, которые его допрашивали, тщательно обсосали каждую деталь своей собственной версии и выложили ему на подносе.

– К чему ты клонишь?

– Когда начались поиски Лины, вы не контактировали с полицией напрямую и не говорили ей, что видели, как она отправилась в лес. Почему вы тянули с этим, пока полицейские не получили сведения из других рук?

Рикен опустился на газон.

– Потому что я так решил, – нехотя выдавил он. – Я сказал остальным, чтобы они держали язык за зубами, иначе это может плохо для нас кончиться. Я был до смерти напуган тем, что они могут наговорить полиции. Мы стояли там и курили. И не какие-нибудь там сигареты, а гашиш. Я толкал наркоту и продавал пацанам ровно на одну затяжку, потому что на большее у них бабла не было. Я был идиотом в то время.

– Ты всегда был идиотом.

Кривая улыбка в ответ.

– Знаю. А еще я давал им смотреть свои порножурналы.

– Могу представить.

– Но потом, когда до меня дошло, что Лина действительно пропала, а Магнуса увезли на допрос в участок, я все же начал об этом говорить. Не скажу, что бросился звонить в полицию, некоторым бы это очень не понравилось…

– Тем, у кого ты покупал гашиш?

– М-м, но все же я всерьез начал обсуждать эту тему с пацанами, и в результате это, конечно же, дошло до полиции.

– Потому что ты решил перенаправить их внимание на кого-то другого?

– Не только поэтому.

Эйра присела рядом. Ей захотелось сказать что-нибудь совершенно не по теме, про погоду, например, или спросить, как обстоят сейчас дела у его родителей. Захотелось, чтобы были тишина и покой и все вопросы забылись, как будто она никогда их и не задавала. Она подумала об Ингеле, сестре Улофа, которая подхватила сплетню и принесла ее домой, и как все после этого завертелось.

– То, что это не Магнус, и без того было ясно, – сказал Рикен, – я в это не верил, понимаешь ты это? Но он был раздавлен и растерян, сначала, когда Лина пропала, и потом, когда полиция начала докапываться до него. Я подумал, что они могли бы допрашивать вместо него кого-нибудь еще.

– Например, четырнадцатилетнего парня?

Эйра искоса взглянула на своего бывшего бойфренда, на такой хорошо знакомый профиль, который с годами стал еще более выразительным и утонченным. Челюсти напряжены, сжатые кулаки упираются в траву. После всех этих лет ей казалось, что она до сих пор способна понимать, что он чувствует, словно между ними исчезли все преграды – ни кожи, ни секретов. Словно это было ее работой – нести его боль, любовь, неспособность с чем-то справиться или что там, черт возьми, сейчас у него было.

– Мы втянули Улофа в это дело, – сдавленно произнес Рикен. – Отчасти поэтому я не хотел, чтобы парни шли на контакт с полицией. Я постоянно