– Что ты имеешь в виду?

– Я подначил, а остальные меня поддержали: «Почему бы тебе не пойти за ней, а, Улоф? Ты вообще когда-нибудь трахался? Знаешь, как обращаться с девушками?» Мальчишки любят болтать подобное, хотя это пустой треп, который ничего не значит, а я еще вдобавок был чертовски сердит на Лину за то, что она бросила Магнуса, и говорил про нее, прямо скажем, нехорошие вещи. Но он так и сделал, он пошел за ней в лес. Я бы никогда не подумал, что Улоф отважится на подобное, не таковский он был… И уж подавно не поверил ему, когда он вернулся, несмотря на то что он был весь грязный и извазюканный и с красным лицом. Я ведь знал, какой была Лина. Чертова самовлюбленная эгоистка. Она бы никогда…

– А каким был Улоф?

– Робким здоровяком, слишком долговязым для своего возраста, но еще несозревшим. Не то чтобы я хорошо его знал, но…

– Я читала фрагменты допроса с тобой. Кажется, тогда ты не сомневался.

– Ну, тогда другое дело… С Магнусом… Полиция ведь его подозревала…

– Поэтому ты старался выглядеть более уверенным, чем был на самом деле?

– Я сказал только то, что мы видели. И что бы там ни сделал Улоф, в любом случае я точно знал, что Магнус невиновен.

– Почему?

– Потому что он был дома.

– В самом деле?

– Эй, очнись, он же твой старший брат! Я знаю его всю жизнь.

Эйра поглядела на воду, на ее спокойное течение. Это всегда чей-то старший брат, подумала она, но можно было этого и не говорить, попробуй развить эту мысль до конца – и ссоры не миновать. Она знала, что Рикен защищал бы Магнуса до последней капли крови. Он разорвал с ней отношения, чтобы не разрушить их дружбу – во всяком случае, именно так сказал он ей тогда. Возможно, он просто ее не любил, но все равно их братский договор был превыше всего.

– Если этот свидетель говорит правду, – медленно проговорила Эйра, – если он в самом деле видел то, что утверждает, то Лина была еще жива, когда Улоф вышел из леса.

– Тогда куда она могла направиться?

– Дальше вниз по реке на лодке, – сказала Эйра. – Мимо того свидетеля в проливе Кёйа у острова Литанё проплыли две девушки, а потом исчезли из виду.

– Они плыли сюда? – недоверчиво переспросил Рикен. – К заливу?

Прямо сейчас она на этот залив и смотрела. Он назывался Стриннефьерден. Во всяком случае, для тех, кто жил на этой стороне реки. Она слышала, что те, кто смотрят на залив с другого берега, называют его бухтой Локневикен. Это было целиком и полностью вопросом перспективы.

– Куда они направлялись? – спросила Эйра. – Что здесь было двадцать три года назад?

– Ничего. Дом. Только и всего. – Рикен огляделся, словно хотел увидеть что-то еще. – Сюда приезжают, чтобы встретиться с кем-то, а больше я не знаю, что тут еще делать.

Эйра приблизилась к самой кромке воды и услышала, что он следует за ней. Мягкие шаги по траве.

– Что находится на той стороне? – спросила она.

– Фермы, – произнес Рикен ей в затылок. – Несколько старых красивых хибар со времен лесопилки и усадьба в деревне Локне. Выгоны для лошадей. Не знаю, продолжают ли они держать коней сейчас, но тогда они, кажется, точно у них были.

– А там что?

Эйра показала на несколько свай, торчавших из воды. Берег здесь совсем зарос, деревья доходили до самой реки и даже росли в реке. В гуще зелени виднелись очертания крыши – бобровая хатка. Дальше характер берега внезапно менялся, из воды вырастали полные драматизма скалы.

– Лорелея, – проговорил Рикен.

– Что?

– Ее прозвали скалой Лорелеи. – Его взгляд был направлен дальше, на серый уступ. – Ну знаешь, в честь той девушки, что стояла на утесе над рекой Рейн, пела и расчесывала свои золотистые волосы, а моряки, глядя на нее, теряли голову и забывали про опасные подводные камни.

– Я имею в виду вон там, – указала Эйра, – возле старого причала.

– А, ну там лесопилка. Ее закрыли в 1940-е годы, но кое-что от нее осталось. Стоит, разваливается помаленьку.

Эйра подумала о местах, куда он ее возил. Среди них были не только нефтеналивные цистерны на Сванё, еще был заброшенный дом и заводские руины, каких было полно в Одалене – места, где их никто не мог увидеть вместе. Многие из них она сейчас ни за что бы сама не нашла, поскольку в те дни ее занимала не география родного края, а нечто совсем другое.

– Мы там когда-нибудь были? – спросила она.

– Не-а. Слушай, вот черт, как же это я упустил-то? – Он смеялся, она была в этом уверена, ну или улыбался. – Но ведь еще не поздно.

Прежде чем уйти, она погладила его по руке, совсем легонько.

– Спасибо, что рассказал.

В полицию семь раз поступали свидетельства о лодке на реке. Большую часть данных Эйра исключила сразу, но три показания совпадали по месту и времени.

Во-первых, ее могли видеть в окрестностях Нюхамна. Пожилая пара сидела на веранде своего дома и смотрела на реку, после чего позвонила в полицию. Сейчас их наверняка уже нет в живых. Нюхамн находится на полпути между Мариебергом и Стриннефьерденом. По словам супругов, времени было около десяти часов вечера, как раз после позднего прогноза погоды на море по радио.

Во-вторых, в Кёйа, где несколько подростков, мальчишки и девчонки, распивали пиво на мостках. За временем они не следили. Только одна из девушек потом вспомнила про лодку. Она еще подумала – вдруг в ней сидит кто-нибудь знакомый, и помахала рукой, но она ошиблась.

Свидетельство номер три поступило от рыбака, который ловил рыбу ниже по течению у острова Литанё и уверял, что кто-то греб на веслах в залив Стриннефьерден. Он обратил внимание на лодку, потому что те, кто в ней сидел, гребли из рук вон плохо. Слишком много шума было от весел. Очков у рыбака с собой не было, поскольку рыбу он мог удить и без них. Правда, он не мог с уверенностью сказать, сидела ли в лодке девушка, но, пожалуй, он слышал разносящийся над водой смех, а смеяться так могут только юные дамы.

Адреса и показания всех очевидцев были записаны, но Эйра не увидела, чтобы кто-то предпринял по ним меры.

Одна лишь чистой воды рутина.

– Есть еще одна вещь, – сказала она.

– Какая?

ГГ казался раздраженным и на все ее реплики отвечал отрывисто. Они больше