— Но как вы оцениваете его диверсию против англичан? По-моему, задумка господина Хэ отдает какой-то кустарщиной. Не стали бы бритты ссориться с нами из-за смерти ничтожного лейтенанта. Великие державы готовятся к войне против общего противника. Им не до мелочей. На что рассчитывали немцы?

Снесарев покачал головой:

— План Забабахина потому так понравился германцам, что вписывался в их программу. Программу секретных мер по стравливанию России с Британией. Думаете, случай в Джаркенте был единичным? Как бы не так. Английский вице-консул в Одессе убит при загадочных обстоятельствах. А в Герате зарезали начальника штаба Персидской казачьей бригады, и улики будто бы указывают на британскую разведку. Целая серия провокаций. И все бьют в одну точку. Про Гулльский инцидент тоже есть новости. Мы с генералом Таубе убеждали вас, что во флотилию мирных рыбаков затесались японцы. Миноносец все ночь чинил машину — помните?

— Ну?

— Появились новые данные. Спустя пару дней после стрельбы шведская шхуна выловила в тех местах неразорвавшуюся торпеду.

— Японскую или английскую? — спросил коллежский советник.

— Германскую, — ответил подполковник. — Вот даже как! Они уже тогда пытались столкнуть нас с Альбионом.

— Торпеду изучили?

— Не успели, германцы дали рыбакам кучу денег и выкупили ее. Остались лишь показания свидетелей и фотографии. Так что… Белый китаец пришелся кайзеру ко двору.

Разговор на этом закончился. Алексей Николаевич отправился к Таубе. Тот выписался из госпиталя и теперь сидел дома. Решался вопрос, не отправят ли его в отставку по болезни. После бесславной войны с японцами в Военном министерстве создали аттестационную комиссию. За два года она выкинула из армии более четырех тысяч офицеров и генералов. Оставшиеся притихли, каждый думал о своей участи. Лыков начал канючить: мол, нельзя оставить албазинца безнаказанным. Но понял, что его другу сейчас не до того, и притих. Пришел домой и стал делить верненские яблоки.

На третий год Великой войны русская армия неожиданно столкнулась с истощением людских ресурсов. К 1916 году только в плен попало более двух миллионов солдат, офицеров и генералов. Миллион убитых, четыре миллиона раненых и огромное количество дезертиров обескровили армию. И тогда у высшей бюрократии возникла мысль привлечь тех, кто по закону был избавлен от воинской повинности. В частности, коренных жителей Туркестана и Степного края.

25 июня 1916 года в форме Высочайшего повеления, то есть в обход законов, вышел крайне необдуманный документ. Он назывался так: «О привлечении мужского инородческого населения империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно и для всяких иных необходимых для государственной обороны работ». В нем содержались неслыханные нормы: мобилизации подлежали мужчины в возрасте от 19 до 43 лет поголовно! В остальных частях страны людей призывали постепенно, согласно возрастным категориям. Многие имели бронь, так как работали на предприятиях оборонной промышленности. У властей были точные данные о составе и численности населения, о лицах, не подлежащих призыву, о ратниках всех разрядов…

Совсем иначе обстояло дело в азиатских районах империи. Реальный учет населения отсутствовал. Люди не имели метрик. Все сведения находились в руках низшего звена, состоящего полностью из представителей местных элит. Волостное начальство искажало данные, чтобы уменьшить кибиточный сбор и другие налоги. Власть десятилетиями не вмешивалась, оставив все старшинам, аксакалам и биям. И в итоге потеряла контроль над положением вещей.

На окраинах отсутствовала военная, да и любая другая промышленность, поэтому у людей не было такого способа избавиться от призыва, как бронь.

Кроме того, отвлечение мужского населения в объявленных масштабах убивало всю экономику на корню. И оседлые, и кочевые народы одинаково не могли дать фронту столько работоспособных людей. Это означало бы гибель скота, потерю урожая.

Повеление противоречило и социальному договору с коренным населением. Оно считало свое освобождение от воинской повинности частью сделки. Это была плата за покорность неверным и жизнь под властью белого царя.

Потом, автохтоны[66] уже платили особый налог на войну — 21 % дополнительного сбора со всех обложений. Теперь выходило, что у людей забирают и деньги, и жизни…

Призыв мусульманского населения на войну, в которой противником среди прочих была Турция, страна одной с ними веры, выходил за рамки здравого смысла. Местная администрация, знающая жизнь окраин, была категорически против. Но ее мнения в очередной раз не спросили. Между тем в инородческих областях не было даже нужного количества врачей для медицинского осмотра такого числа людей. Не имелось транспорта, чтобы их вывезти в тылы действующей армии. Не было шанцевого инструмента, продовольствия, инженеров, мест расквартирования — ничего.

Людям не объяснили толком, куда их призвали, на какой срок, будут ли им платить за работу. Отсутствие реальных списков лиц, подлежащих трудовой мобилизации, создавало почву для злоупотреблений.

В довершение всех нелепиц, повеление объявили в священный для всех мусульман месяц Рамадан. И они расценили это как сознательное святотатство властей. А мобилизацию мужчин в самый разгар уборки урожая — как желание уморить людей голодом.

Объяснение столь безрассудного решения Петрограда, видимо, лишь одно. На нем настаивали военные. В условиях конфликта они правили Россией по своему усмотрению, смело задвигая в угол законы. Вдруг оказались шпионами все евреи, особенно богатые. А тут еще дела на фронте шли все хуже и хуже. Русская армия отступала, немцы приближались к столице. Шпиономания расцвела, всюду искали измену. Военный министр Шуваев запросил сразу миллион рабочих рук. Судя по всему, он заявил что-нибудь категоричное. Например, что иначе не гарантирует победу. Так бездарные генералы в условиях вседозволенности под маркой военного времени совершили ошибку. Эта непродуманная кампания, эта преступная недальновидность привела к кровопролитию. Вместо решения проблемы страна получила новый конфликт. Который до сих пор остается черной страницей в истории российско-казахских отношений.

Конфликт зрел годами, и в основе его был земельный вопрос. Очень быстро обнаружились русские провокаторы. Не турецкие, а русские! Переселенческая политика велась за счет коренных народов. У них отбирали землю и отдавали пришлым. Ее все равно не хватало. И кто-то из переселенцев подумал: сейчас туземцы взбунтуются, власть их накажет, конфискует наделы и отдаст нам. Поэтому щепки в костер бросали с разных сторон.

Разумеется, не упустили такой шанс религиозные фанатики и турецко-германские шпионы. Они сразу начали распространять слух, что мусульман забирают не для того, чтобы рыть окопы в тылу. Их выманят из родных мест, а там бросят под пули. Цель власти неверных — убить всех мусульман, а их земли передать русским. В условиях многолетней колонизации, при отсутствии внятных объяснений из центра это казалось правдоподобным. И начался кровавый бунт.