людям выбирать тюрьму как альтернативу военной службе. И как понимал Берн, здесь и возникала абсурдность ситуации, ибо нетрудно было догадаться, что по окончании войны будет объявлено о всеобщей амнистии, под которую попадут все подобные случаи, и если бы не акт непереносимого унижения, свидетелями которого они только что были, трагедия превращалась в фарс.

— Завтра отправляемся в окопы, — объяснил капрал Хэмли. — А то, что мы сейчас видели, должно взбодрить любого мудака, который подумывает съебаться.

— Какая, в жопу, разница — свои тебя шлепнут или немцы, — мрачно заметил Плакса.

Капрал оказался прав. На следующий день в десять утра батальон боевым порядком выдвинулся на передовую, чтобы занять траншеи. Они миновали штаб артдивизиона в Бертранкуре и направились в Курсель-о-Буа, деревушку, большей частью уже оставленную жителями. Оттуда дорога шла на Колинкампс, а на повороте в качестве регулировщика стоял военный полицейский. Тут же находился красный щит, эдакий деревянный штендер вроде тех, которые дорожники используют для предупреждения об опасности. На одной стороне щита была надпись белыми буквами: «Тревога! Газы!», а на оборотной — «Отбой газовой тревоги», но всем было наплевать, какой стороной сейчас повернут щит.

Начиная с этой точки, интервал между взводами было приказано увеличить. На выходе из Курселя дорога на Колинкампс поднималась по склону холма и оставалась в прямой видимости для противника на протяжении почти трехсот ярдов. Для маскировки по левой стороне дороги были натянуты на шестах камуфляжные сети, напоминающие рыболовные. На вершине холма к главной дороге примыкала второстепенная, и на самом повороте над ними возвышался здоровенный, гораздо больше обычного, солидный амбар, своего рода бастион на окраине Колинкампса. Берн машинально прикинул, до чего ж скверным станет это место, попади оно в руки фрицев.

Они двигались в полной тишине, стараясь не шуметь, но вовсе не из-за опасения быть услышанными немцами. Расстояние между взводами теперь было увеличено до сотни ярдов, и на них вдруг нахлынуло ощущение, что вскоре для них начнется светлая полоса жизни. Миновав амбар, они резко свернули направо, затем налево и оказались на длинной и прямой улице Колинкампса. Фрицы уже отметились по церковной колокольне — снаряд попал в верхнюю ее часть, и там зияла огромная дыра. А фасад соседнего дома, на котором еще сохранилась уныло обвисшая вывеска Café de la Jeunesse[129], был пробит другим снарядом. Вокруг вообще не осталось ни одного целого дома, а глинобитные амбары обрушились сами собой, просто от постоянных взрывов поблизости. Да и сама улица, изрядно пострадавшая от обстрелов, была сплошь в воронках. Некоторые, особо мешавшие движению, были засыпаны, а остальные заполнились водой и жидкой грязью. Эта грязь заливала все полотно дороги, и стоило лишь немного надавить ногой, как из вязкой жижи начал вылезать щебень.

Улица, а вместе с нею и дома, заканчивалась перекрестком с большой дорогой, уходившей вправо к Майи-Майе, а влево к сахарному заводу и там упиравшейся в главную дорогу, связывающую Майи-Майе и Серр. Они свернули налево, вниз по склону холма. Дорога запетляла по долине. Тут был еще один пост военной полиции с отрытым неподалеку окопом на случай артобстрела. С этого места спускавшаяся по склону дорога была хорошо видна с вражеских позиций. Но сегодня видимость была плохой, стелящийся над землей туман скрадывал расстояния. А вообще, даже при дневном свете в окружающем пейзаже была таинственная красота и загадочность. Полоска лесонасаждений, хоть и не широкая, да к тому же изрядно прореженная снарядами, постепенно подступала все ближе к дороге и, как только они сошли в долину, скрыла их, словно занавес. Здесь они свернули с дороги и, пробираясь между окопами и воронками от снарядов, вскоре вышли на Южную авеню. Воронка, которую Берн видел ночью, уже наполовину заполнилась водой, и буквально в двадцати ярдах от нее появилась новая.

Теперь они продвигались по тому же маршруту, что и ночью при подноске боезапаса. По траншее «Легенда» вышли к большому блиндажу, в котором располагался штаб батальона. Это укрытие имело два входа ступеней, по тридцать вниз. Часть помещения, завешанная одеялами, предназначалась для офицеров, остальное место было отведено нижним чинам. В небольшой нише возле лестницы было устроено рабочее место для штаб-сержанта или сержанта-квартирмейстера, тут же имелся небольшой склад припасов. Импровизированный стол из снарядного ящика освещали с полдюжины свечей, закрепленных в консервных банках. В помещении висел смрадный чад.

Берн, Шэм и Мартлоу сидели у самого входа. Через несколько минут, закончив разговор с адъютантом, штаб-сержант обратился к ним.

— Вы, трое. Сейчас возвращаетесь в Колинкампс. Там в первом же доме расположился эстафетный пост. Короче, находите там гордонцев и сменяете их. Ясно? Все, что будет поступать из Бригады, принимаете и доставляете сюда, а от наших посыльных будете получать то, что надлежит передавать в Бригаду, в Курсель. Всосали? Бегом марш!

Они поднялись и принялись затягивать ремни. В это время Плакса, сидевший рядом с Шэмом, оскалив рот в гаденькой усмешке, посмотрел на Берна и высказался в том смысле, что вот, мол, некоторым всегда везет получить тепленькое местечко. Берн и не подумал отвечать, полагая, что после увиденного по дороге сюда штабной блиндаж в опорной траншее представляется ему более подходящим местечком. А вот Мартлоу не смолчал.

— Ты б поспал пока, что ли, подъебка горчишная. Глядишь, полегчает!

Они выбрались из блиндажа и отправились в Колинкампс. В рюкзаках имелся пайковый сыр и хлеб, а полный паек еще предстояло получить, кто-нибудь из них займется этим позже.

— Интересно, чего этот Смарт все время до меня доебывается? — задумчиво произнес Берн.

— Да потому что ты никогда не отвечаешь на его подъебки, — объяснил Мартлоу.

— Похоже, ты прав, — согласился Шэм. — А мне немного жаль Плаксу. Он всегда был очень хорошим парнем, по крайней мере, так говорят в роте D. У него нет друзей, и он такой чмошный, что никогда их и не будет. Понимаешь, Берн, ты вот дружишь со всеми, и с поваром, и с сапожником, со штаб-сержантом, да хоть бы и с Мартлоу и мной. Прикинь, пока тебя здесь не было, я неплохо ладил со всеми ребятами, но особо ни с кем не корешился, так что я знаю, что это такое…

— Атас! — крикнул Берн, но его голос заглушил