Мэйс закусывает губу.

— Она въерха.

Так! И опять, и снова. Я подаюсь вперед, и наши лица оказываются совсем близко друг от друга:

— Синеглазка, если ты решила придумать что-то за меня, то хотя бы это озвучивай. Меня не интересует Кьяна, пусть она хоть сотню раз совершенна. Мне плевать, что она въерха, как плевать на то, что та человек. Это ты сомневаешься, подхожу ли я тебе, а я со своими симпатиями давно определился.

— Симпатиями?

— Да, мне нравится девушка-океан. Мне нравишься ты, Мэйс.

Она смотрит на меня долго-долго, смотрит прямо в сердце, а потом хочет что-то сказать, но я закрываю ей рот пальцем:

— Только не говори, что я тебе тоже нравлюсь. Это будет означать, что ты согласна быть моей.

Мне искренне хочется, чтобы она укусила меня за палец и сказала что-то в своем стиле, что-то вроде того, что я идиот. Но она просто отстраняется, а я даже не пытаюсь скрыть своего разочарования.

— Хочешь есть?

— Да.

— Тогда давай перекусим. Я знаю одно заведение на Четвертом.

Мэйс не возражает, и это уже прогресс. Хотя, зная ее, опять попытается заплатить. Но и это мы проходили. Все это мелочи! Потому что главное я уже заполучил — свой океан.

Кафе небольшое и скромное в сравнении с той же «Бабочкой», но уютное и теплое в такой пасмурный день. С пледами на креслах, рыбками в стенах-аквариумах и тихой музыкой. Еще тут самый большой выбор десертов. Я почему-то уверен, что Вирне здесь понравится, и она, действительно, рассматривает все с интересом, хотя и старается не глазеть. И даже не против, когда я делаю заказ за нас двоих.

— Ты почему сегодня такая задумчивая? — спрашиваю я.

— Это из-за легенды.

— Той самой, которая не переведена?

— Ага.

— Она называется «Как земля полюбила океан».

— Хм… Интересное название, мне уже нравится.

— Сама легенда тоже интересная, но очень грустная.

— Еще бы. Она же легенда.

— Не любишь легенды?

— Нет. После каждой хочется удавиться.

— Тогда не буду тебе ее рассказывать.

— Эй, так не пойдет! Ты возбудила мое воображение, а теперь отказываешься его удовлетворять?

На этот раз Мэйс тихо смеется.

— Она про девушку по имени Хайенн. Хайенн была младшей и самой любимой дочерью правителя П’элза. И самой красивой.

Кто бы сомневался? Правда, вслух я этого не сказал. С Мэйс станется больше ни слова ни сказать, а название легенды действительно меня заинтриговало.

Отец позволял Хайенн вести ту жизнь, которую ей хотелось, и больше всего на свете девушка любила океан. Она не могла купаться в нем, потому что в воде теряла собственные силы, но любила гулять по побережью и слушать шум волн. Поэтому отец построил для нее малый дворец прямо на скалах. Так как Хайенн гуляла каждый день, то своей красотой привлекла внимание лиархов, что охраняли границы своих водных владений. Одним из них был молодой воин Гор. Чем больше он наблюдал за красавицей, тем сильнее влюблялся в нее, поэтому однажды не выдержал и вышел на берег. Он представился простым юношей, что спасся во время шторма. Хайенн влюбилась в него с первого взгляда и пригласила к себе во дворец.

— А в древности времени даром не теряли!

— К’ярд!

— Что, К’ярд? Ты дальше рассказывай.

Оказавшись на суше, Гор потерял свои силы, которые утекали как вода. То есть буквально. Это его убивало, поэтому ему приходилось каждую ночь купаться в океане. Конечно же Хайенн заинтересовало, куда постоянно исчезает ее возлюбленный. Она проследила за ним и узнала тайну Гора. Разозлилась на то, что он ей ничего не сказал, и прогнала его.

Гор вернулся в океан, а Хайенн поняла, что не может жить без него. Бросилась она за ним к берегу, начала звать, и тогда появился он вместе с волнами. Поцеловал ее и превратился в воду. Оказалось, что не суша медленно убивала его тело и магию, это делала сила его возлюбленной. Сила земли.

Когда Хайенн поняла, что натворила своим прикосновением, то горе ее было таким огромным, что она превратилась в скалу, врастающую в океан. Чтобы Гор мог обнимать ее. Чтобы остаться с ним навечно.

— Мыс Гор, — догадываюсь я. — Не знал, что с ним связана такая странная легенда.

— Почему странная?

— Ну ты подумай. Парень и девчонка не могли прикоснуться друг к другу. Сдуреть можно!

— А ты так не смог бы?

— Точно нет, — качаю головой и провожу пальцами по ее раскрытой ладони. — Тогда бы я не смог сделать так.

Время рядом с Вирной летит как никогда быстро. Мэйс уже пора на работу, а мне не хочется ее отпускать. И судя по тому, как она медлит, ей тоже не хочется расставаться, поэтому мы продолжаем сидеть в эйрлате, на парковке возле «Бабочки».

— Я буду ждать тебя здесь, — говорю я. — После твоей смены.

— Нет.

— Да, — на сей раз я не собираюсь отступать. Поэтому когда мы выходим из эйрлата, повторяю: — Да, Мэйс. Я буду ждать тебя здесь, и я отвезу тебя домой. Договорились?

— Это будет рано утром.

— Завтра выходной.

— Я буду сонная и говорить со мной будет не о чем.

— А потом ты проснешься, и мы будем долго разговаривать.

— Что значит — а потом я проснусь?

Я приподнимаю брови и сую руки в карманы. Отступаю, потому что больше всего мне сейчас хочется затолкать ее в эйрлат и увезти как можно дальше от этого клуба, ото всех этих взглядов, которые на нее будут сыпаться, ото всего… Но Кьяна, чтоб ее с ее совершенством, права. Я не могу решать за нее.

— До утра, Мэйс.

— К’ярд!

— До утра, — повторяю я и сажусь в эйрлат.

Потому что больше всего на свете мне сейчас хочется ее поцеловать. И потому что после этого я уже точно не смогу ее отпустить.

Вирна Мэйс

Ночь перед выходными в «Бабочке» — это то самое время, когда ноги просто отваливаются уже после двух часов работы. Исключительно потому что присесть просто некогда, а шпильки, кажется, врезаются тебе в пятки даже несмотря на достаточно удобную колодку. Я, наверное, никогда к ним не привыкну, и наверное, не будь сегодняшней встречи с Лайтнером, я бы устала еще сильнее. Сейчас же у меня было такое чувство, что я не хожу, а летаю. И определенно радовало, что за все это время меня ни разу никто не приглашал в ВИП-ложу. То есть приглашал, конечно же, но сейчас при воспоминаниях об этом мне почему-то хотелось смеяться.

Обе наши встречи с К’ярдом были просто эпохальными. Да, без преувеличения, особенно первая, когда я запустила в него подносом. И пусть то, что за ней последовало, совершенно точно не было смешным, сейчас воспоминания о той ночи больше не казались мне настолько ужасными.