умеет улыбаться. Мне очень хотелось услышать ее голос, именно сегодня, именной этой ночью.

— Ева, — шептал как дурак имя своей немезиды. — Моя грешная Ева.

— Твой грешная Ева спит уже давно, и ей будет стыдно за тебя, сынок, — строго проговорил старик, заталкивая меня на второй этаж. А потом все как в тумане, я закрыл веки и буквально за несколько секунд провалился в глубокий сон.

Мне снилась Исаева. Я шел к ней навстречу, махал рукой, а она продолжала стоять на другом конце шумной улице. Вот уже и лавку миновал, и булочную, и даже светофор, но расстояние не уменьшалось. Я перешел на бег, начал злиться и кричать имя девчонки, пока не упал без сил на асфальт.

Я вдруг осознал, что никогда не смогу достигнуть ее, и от осознания с глаз покатились слезы

Глава 38

Первые семь дней я плакала каждую ночь, никак не могла успокоиться. Видеть Яна в школе в компании другой девушки, было невыносимо. Его полный игнор в мою сторону резал на живую, не оставляя без внимания ни один орган. И хотя демон держал Карину на расстоянии вытянутой руки, я все равно задыхалась от ревности. Вишневский поигрался со мной и бросил, как ненужную вещь, как тряпичную куклу, которая годилась только для одного вечера. Наши отношения с ним всегда приходят к одной конечной точке. Мы не можем быть вместе. Только на вопрос «почему» у меня до сих пор нет ответа.

В какой-то момент, чувства накрыли, и я даже хотела поговорить с Яном, затребовать объяснений, но не решилась. Если бы что-то значила для него, демон бы подошел сам, но раз он продолжает играть в молчанку, выходит… Ева Исаева — пустое место.

С этими мыслями я просыпалась и засыпала, ходила на занятия, сталкивалась взглядами с Вишневским. Однажды мне показалось, в его глазах загорался огонек, но он также быстро погаснул. Возможно, огонек — лишь плод моего больного воображения.

А через месяц Ян начал пропускать уроки. И не просто один день или два, демон приходил на занятия хаотично, словно школа его перестала интересовать. На нем были помятые рубашки, иногда даже грязная обувь. Я тайно поглядывала на Вишневского и задавалась вопросом, что с ним происходит. Он всегда был опрятным и следил за собой, но сейчас походил на человека, который живет просто «потому что», словно будто смысл в существовании.

В один из дней Ян явился на уроки со шлейфом перегара. Все были в шоке, а я не могла отвести глаз. В душе нарастала тревога за этого дурака. Да, он растоптал меня и в очередной раз указал на место в дальнем углу социальной лестницы, но с ним явно что-то происходило. Что-то не менее невыносимое, как и со мной.

— Господи, Вишневский, вы в своем уме? Это школа вообще-то! — крикнула Надежда Игоревна, наша химичка. По классу покатилась волна перешептываний.

— Да ладно? — с издевкой в голосе сказал демон. — А я думал, это место знакомств, иначе как объяснить ваши кудри. Это ж старый век. Вы вообще в курсе, что мужиков такое не вставляет? Хотя в них можно вставить ручку или палочку, — на последнем слове Ян залился смехом. Кто-то из класса тоже начал хихикать.

Я не выдержала, резко подскочила с места и пошла прочь из кабинета. С каждым днем находиться рядом становилось сложней. Я будто проливала кипяток на открытую рану. В спину мне неожиданно прилетала реплика демона:

— Куда ты, родная? Я ведь так скучаю.

Позвоночник пронзил разряд электрического тока, когда услышала слово «скучаю». К глазам подступили слезы, казалось, в груди что-то разорвалось, казалось, там застрял осколок размером с целую планету. Мне хотелось развернуться, подойти к Яну и как следует встряхнуть его, а потом спросить, почему он так себя ведет. Разве нам не было хорошо вместе? Разве мы не умирали в сладких поцелуях друг друга? Что случилось на следующий день?

Но в тот момент, когда мое плечо повело в правую сторону, на пороге оказалась директриса. Она обошла меня, и я поняла, разговора не получится, лучше уйти.

Я пустилась бежать по пустому коридору, не оглядываясь, в сторону туалета. По щекам капали горькие слезы, с губ рвался крик и вопли. Я отдала свое сердце за три, проклятых, дня. Засунула его в клетку, обвила колючей проволокой, и теперь страдаю от боли, что заставляет кровоточить жизненно важный орган.

Проплакав в дамской комнатке большую часть времени, я поплелась обратно в кабинет, забрать свои вещи. Хорошо уроки уже кончились, и школа пустовала. Откровенно говоря, из меня словно выжали все соки, даже идти сил не было. Я волочила ступни по полу, молча разглядывая коридор перед собой. На автомате собирала книги в сумку, и также закидывала рюкзак на плечи.

Оказавшись на улице, под струями осеннего дождя, и прохладой колючего ветра, я ничего не ощутила. Будто потеряла чувствительность. Просто шла, наступая в грязные лужи, и ни о чем не думала. В такие минуты сложно думать, в такие минуты хочется лечь, закрыть глаза и не просыпаться до тех пор, пока не перестанет изнывать в грудной клетке.

Черт, двадцать первый век, почему никто не изобрел волшебную пилюлю от больной любви? Чем они, в конце концов, там занимаются?

Я так погрузилась в себя, что не заметила парня напротив поэтому когда врезалась в него, не сразу сообразила, в чем дело. Высокий, темноволосый. Незнакомец не сводил с меня глубоких янтарных глаз. Он словно пытался во мне что-то разглядеть, вытащить наружу чувства, скрываемые за тридцатью замками.

— Ты Ева? — спросил почти спустя минуту парень. Его волосы от влаги прилипли ко лбу, а по лицу стекали холодные капли от дождя. Я скрестила руки на груди, и молча кивнула. В последнее время сил не было даже говорить. Чувство опустошенности убивало. Нельзя так. Люди не должны влезать в души других людей и забирать с собой нечто важное — желание двигаться дальше.

— Меня зовут Кирилл, мы можем поговорить?

— О чем?

— Об этом дурачке Вишневском, который скоро самовыпилиться, если не вмешаться.

— Что? — сердце пропустило удар, когда я услышала фамилию демона. Губы затряслись, и я на автомате смахнула рукой слезу,