— Дальше инспектор уже аккуратно касается поверхности густой чернильной жидкости, заставляет прорезь пера впитать ровно столько чернил, сколько нужно, чтобы не капнуть на лист. Его ум сосредоточен, а рука тверда… — вслух произнёс капитан.

«Джованни ищет девушку по поручению министра иностранных дел, что само по себе странно. Он упомянул, что Анну подозревают в краже какого-то документа… Конечно, искать простую учительницу ему незачем. Без сомнения, ему нужен именно документ. Да он этого и не скрывает…» — Адъютант испытывал раздражение из-за того, что не мог привести свои мысли в порядок.

— Ещё ниже — может ли это быть просто несчастный случай? — произнёс адъютант.

— Вполне! Я пока не вижу ровным счётом никакой связи, — констатировал инспектор.

«Так… По порядку… Либерт ожидает серьёзного прорыва в своей работе. У министра пропадает документ. Либерт погибает. Анна исчезает. Где документ? Джованни зачем-то его ищет? Значит, документ был не у Либерта. И он не у Джованни. Значит, он у Анны. Если документ интересовал Либерта, то, значит, он нужен и мне. И сделать это нужно быстрее, чем Джованни». — Лузгин неожиданно выпрямился, расправил плечи.

— Пока я с вами соглашусь, Мартин. Но только пока. Мне нужно подумать. Вдохновение — сложная материя. Его легко загнать в угол излишней резвостью фантазии. Как только начинаешь строить в повествовании лабиринты, эта фривольная дама машет ручкой и исчезает в неведомом направлении. Остаётся только заметить, в каком, чтобы затем еженощно туда поглядывать в ожидании её внезапного возвращения. Я выйду здесь и прогуляюсь немного перед ужином в одиночестве, если позволите.

«Я за сегодня устал от твоих вопросов, Мартин. Свою миссию ты выполнил, мне нужно отдохнуть», — подумал адъютант, после чего, не дожидаясь ответа инспектора, пожал ему руку и спрыгнул из фаэтона на ходу.

— Я появлюсь завтра к вечеру! — успел расслышать Крайнль, прежде чем адъютант перешёл на противоположную сторону улицы Грабен.

«Чудаковатый, но очень полезный этот русский. Таких я не встречал…» — Инспектор проводил взглядом своего компаньона по написанию романа, после чего приказал фельдфебелю следовать в участок, но по пути остановить возле ближайшей лавки, где можно приобрести хорошие писчие перья и дорогие ализариновые чернила.

* * *

Почти дойдя до отеля, Лузгин резко изменил маршрут. Если Завадскому будет нужно повидаться (а сегодня был один из тех дней, когда он мог прийти), то Саша дождётся его обязательно. Но для чего он вчера ходил рядом с гостиницей? Случайность? Перепутать дни Завадский не мог, но адъютант не сомневался, что именно его спину видел в окне. Эту знакомую фигуру он различит даже на поле битвы, застланном дымом от пороховых взрывов. Лузгин продолжил свой путь к намеченной цели, решив, что обязательно поинтересуется, что же его друг делал под его окнами.

До знакомого уже трёхэтажного дома по адресу: Тейнфальтштрассе, 2, адъютант дошёл за три четверти часа. По пути следования к нужному месту капитан несколько раз останавливался возле витрин модных магазинов, проявляя искренний интерес не только к манекенам, но и к экипажам и прохожим, следовавшим у него за спиной. Не заметив ничего настораживающего, Леонид Павлович свернул в нужный проулок, где ускорил шаг.

Герр Хубер открыл дверь только после трёх настоятельных звонков.

— Это вы… Я не жду гостей.

— Герр Хубер, позвольте войти. У меня для вас есть новости, надеюсь, что хорошие. — Лузгин в знак почтения снял свою шляпу.

Ответа не последовало.

Старик скинул с двери цепочку, молча сделал шаг назад, и, шаркая поношенными домашними тапками, направился в гостиную.

— Я не люблю новости, но если вы говорите, что они хорошие, то я, пожалуй, вас выслушаю, — произнёс отец Анны, усаживаясь за стол, на котором по-прежнему стояла фотография его пропавшей дочери.

— Ваша дочь жива, герр Хубер. Вам не нужно больше так убиваться. — Лузгин пытался придать своему офицерскому голосу как можно больше мягкости, но получилось не слишком убедительно.

Глаза седовласого мужчины, сухие, как у всех стариков, прикрытые дряблыми веками, не выражали никаких эмоций.

— Анна жива. Я в этом уверен. Неужели вы не рады, герр Хубер? — спросил Лузгин немного громче, указав глазами на фотокарточку.

Внешне старик казался совершенно спокойным, но адъютант обратил внимание, что его голова стала едва заметно покачиваться вверх-вниз, будто у деревянной собачки, которую смастерил кузнец Тимофей в подарок для его новорождённой дочери.

— Её видели на кладбище. Она принесла цветы на могилу моего друга, у которого она оставила книгу…

Руки, покрытые глубокими морщинами, быстро терли одна другую, будто за окном морозная зима, а не почти середина лета. Герр Хубер никак не мог совладать с предательским подрагиванием пальцев.

— Я вижу, вы по-прежнему в печали… Мой друг погиб, ему уже ничем не помочь. Но Анне мы с вами помочь можем. — Адъютант понял, что решил изменить свой маршрут недаром. Отец был единственным человеком, которому она могла довериться.

— Я говорил ей, что это совершенно ни к чему… — Голос старика дрожал. — Я просил её не ходить на кладбище… Это я во всем виноват. Не нужно было мне искать эту могилу… Вы теперь убьёте её? Убейте лучше меня…

Адъютант присел на старый диван, который при этом невообразимо громко заскрипел своими пружинами.

— Вы знали, что этот молодой человек, на могилу которого она положила цветы… что он был русским?

— Знал. Она вся излучала счастье после каждого их свидания. Я чувствовал, что в наш дом пришло не счастье, а большая беда, но она совершенно не хотела меня слушать. Влюблённым, знаете ли, не свойственно здравомыслие… — Герр Хубер продолжал тереть свои руки, не сводя с них глаз.

— Я тоже русский. Анна нужна мне только для того, чтобы выяснить подробности случившегося. Если вы мне верите, то согласитесь — мне нет никакой необходимости причинять ей вред. И потом, со мной на кладбище был инспектор Крайнль. С моей стороны было бы крайне неблагоразумно после этого убивать Анну. Напротив — я ассистирую ему в расследовании.

Усталый старческий взгляд оторвался от всё больше трясущихся рук. Герр Хубер пристально посмотрел на гостя.

«В молодости этот взгляд вполне мог подчинять себе людей. Возможно, старик служил в армии. Скорее всего, на офицерской должности», — пронеслось в голове адъютанта, прежде чем хозяин обветшалой квартиры продолжил разговор.

— Больше тридцати лет назад я имел дело с русскими… Ваш генерал Паскевич тогда помог нам справиться с венгерским восстанием… — Хубер делал между своими фразами длинные паузы, напрягая память, чтобы извлечь оттуда нужные детали. — Один его офицер мне жизнь спас под Мункачем[54]. Он обещал меня дотащить до лагеря и сдержал своё слово. Наверно, пришло моё время вернуть долг и помочь вам… И потом, Анна уже не может больше находиться в своём укрытии. Я навещаю её каждый день. Ношу еду. Она на грани умопомрачения, и я в отчаянии, что не знаю, как ей помочь. Может быть, это удастся вам.