— Послушай, Гай, можно тебя спросить кое о чем? У тебя было время просмотреть мой материал, который я прислала для октябрьского номера?

Он мгновенно скисает.

— Да, Марта, и об этом я… э-э-э… хотел бы с тобой поговорить. Но мне кажется, это будет удобней сделать с глазу на глаз, так сказать, в приватной беседе после общего собрания.

Я в этом даже не сомневалась.

— А, понятно. Но мне казалось, что решение собрания может повлиять на номер, а поэтому было бы логичней обсудить мой материал в присутствии всех остальных. Но если ты решил, что лучше оставить это между нами, что ж, пусть будет так.

Он смущен, он не знает, как ему следует сейчас поступить:

— Да нет, все в порядке. Если тебе так будет лучше, то я не против. Никаких проблем.

Моя нижняя губа аж раздувается от гордости:

— Фантастика. Так что ты скажешь о моем материале? — Я чуть склоняю голову вбок, не сводя с него глаз.

— Ну, ты знаешь, Марта, кро… — Вот это да! Он чуть не произнес это слово до конца. То самое, на букву «К». Причем прямо на собрании. Но все же успел вовремя взять себя в руки. Значит, я все еще произвожу на него впечатление, и он ничего не забыл. — Дело в том, что, как тебе, наверное, известно, в этом месяце мы скорее всего не сможем напечатать твои ответы на письма читательниц.

— Как это? Я ничего об этом не знала.

Он ерзает на стуле, нервно улыбается Кэт и продолжает уже более корректно:

— Марта, те ответы, которые ты предлагаешь поместить в журнал, нас не устраивают. К тому же Вероника дала тебе сроку три месяца.

— М-м-м…

Затем он пробует подойти к решению проблемы с другого конца:

— Ну, если бы все зависело только от меня…

— Но у меня лично нет никаких проблем…

— Если бы я мог оставить твой материал, как есть…

— Но ведь пока что именно ты вправе принимать такие решения, — напоминаю я.

— Э-э-э… Да, конечно, но все же…

Мне уже нечего терять, и я выпаливаю:

— Как я понимаю, вся ответственность теперь лежит на тебе.

— Марта, послушай, ты же не думаешь, что я смогу опубликовать в этом месяце предложенный тобой материал, а потом еще и продлить с тобой контракт, верно ведь?

Я пожимаю плечами и обиженно надуваю щеки.

— Ну, подумай сама. Если я опубликую твои ответы в октябрьском номере, тогда цифры по реализации…

— Станут совсем маленькими и неубедительными? — выдвигаю я свое предположение к его явному неудовольствию.

— Ну, не совсем так, но это может оказаться губительным для профиля нашего журнала, и тогда число его читательниц…

— Ужмется до минимальных размеров?

Цвет его лица меняется от бледно-персикового до кроваво-багрового. Вот в чем вопрос. Достойно ли смириться и отпустить меня на все четыре стороны, или надо оказать сопротивление и быть во всеуслышанье обвиненным в импотенции?

— Я просто хочу тебе сказать, что мы не имеем права так рисковать. Если тираж упадет ниже двухсот тысяч, то положение станет опасным и тогда он…

— Уже никогда больше не воспрянет? — Я подношу руку к лицу и наглядно опускаю безвольный мизинец. В глазах Гая мелькает что-то похожее на гнев, явно вызванный моим ребяческим поведением. Кэт и Зара увлечены нашей перепалкой.

— Ну, хорошо-хорошо, мы все сделаем так, как ты просишь. В этом номере твои рекомендации обязательно будут опубликованы.

— А кто даст на это разрешение?

— Я… посоветуюсь с Сэлли.

— Спасибо, Гай, — говорю я и одариваю его озорной улыбкой. — Это было бы замечательно.

В тот же день, но чуть позже, я захожу к Стюарту. Его берлогу не узнать. Тут уже нет ни пустых пивных банок, разбросанных по ковру, ни справочной литературы по пользованию компьютером. Не видно и коробок из-под пиццы. Чистая пепельница сверкает серебром, а коллекция «крошек с шикарными базуками», занимавшая раньше все стены, заметно поредела.

И вот еще что: запах. Вернее, если быть точной до конца, отсутствие запаха.

Такое положение дел может означать одно из трех:

1. Я по ошибке зашла в чужой дом.

2. То, что Стюарт начал пить пиво из стакана, явилось лишь первой ступенью на пути его перевоплощения в Мэри Поппинс.

3. Фиона ожила и снова стала сама собой.

Первый пункт можно исключить сразу, потому что я узнаю вид из окна (теперь почему-то чистого). Пункт второй почти невозможно принять, поскольку Стюарт просыпает полную ложку сахара (для только что налитого чая) мимо стакана на кухонный стол. Значит, действует пункт третий.

— Мне показалось, что здесь следует хоть немного навести порядок, — объясняет Фиона.

— Ты хорошо потрудилась, — хвалю я подругу.

Она благодарно улыбается.

— А это вам, девчонки. — Стю передает нам по чашке чаю, который приготовил самостоятельно. (Ну, это сильно сказано, тут потребовался всего лишь один пакетик на всех и немного кипятка.) И все равно он, хоть и случайно, но все же умудряется пролить чай из чашки Фионы на ее безупречно выстиранные и отглаженные джинсы.

— Ах ты, будь они прокляты, эти яйцеподобные яйца! — восклицает она к моему восхищению. Значит, к жизни возродилась все та же Фиона.

— Прости, сеструха, — тут же извиняется Стю.

— Все в порядке. Только будь, пожалуйста, поосторожней.

Стю обрушивает свой зад на диван рядом с сестрой.

— Я ему рассказала, — сообщает мне Фиона.

— О чем?

— О том, что съезжаю отсюда.

— Она мне и сама уже надоела, — шутит Стю. — Она тут все вверх дном перевернула.

— И я тоже съезжаю, — говорю я. — И уже успела сообщить об этом Джеки.

— И как она это восприняла?

— Примерно так, как ты и предполагала.

Фи понимающе кивает и ставит свою чашку на маленький журнальный столик.

— Значит, мы определенно сделаем это?

— Что именно?

— Найдем себе местечко, где будем жить вместе?

Я замолкаю на секунду, чтобы мои слова прозвучали убедительно:

— Согласна, если ты этого хочешь.

В ее глазах вспыхивает куражливый огонек, а губы расцветают в прекраснейшей улыбке:

— Когда мы начнем искать квартиру?

— Как насчет завтра?

— Значит, завтра.

— Я согласна на завтра.

Я смотрю на нее, выпрямившуюся и радостную, сидящую рядом со своим сгорбившимся братом, и мне так хочется защитить ее и оградить от всех неприятностей в мире. Но я понимаю, что это желание пришло ко мне с некоторым запозданием. Но я наверстаю. Я попытаюсь. Именно теперь я понимаю, что это еще не конец, но и не повторение прошлого. Это начало чего-то совершенно нового для нас обеих.