вынужден выпустить постановление о регулярном проведении соревнований именно в формате Зимних Олимпийских. Ну, если тогда был фурор, то мы все и лично ведомство графа Суворина такое устроим из этого мероприятия в поддержку, что мир вздрогнет!

Хм, хм, хм… А ведь это идея. Нет, не так. Это идея!!! Как же такая мысль мн сразу в голову не пришла? Да, именно, нужно провести фактические Первые Зимние Олимпийские игры явочным порядком! Взять и провести! Под видом недели в поддержку и под эгидой Международного олимпийского комитета! Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!!! Это я про себя любимого! Молодец, возьми с полки пирожок!

Я выдохнул. Да, Олимпийские игры. Москва готовилась полным ходом. Остался всего год, а сколько еще нужно успеть! На месте деревни Лужники уже строят одноименный стадион, над которым возвышаются Воробьёвы горы, а на них – Шуховская башня и вся Новая Москва, витрина России. Вокруг возводится вся необходимая инфраструктура, которая вписывается и в саму Новую Москву, и в округу вокруг столицы. Конечно, без несчетных орд строителей из Инженерно-строительных войск армии Единства и без Министерства служения Единства мы бы не успели, а так я надеюсь на лучшее.

А вот под эту самую марку мы эту самую Неделю зимних видов спорта и проведем! Обойдя таким образом всю процедуру МОК по определению места проведения Игр. А то, вон, и шведы сколько заикаются, что, мол, Скандинавские игры нужно признать Олимпийскими, да и немцы не упустят шанс, подняв резонный крик о том, что нельзя отдавать одной стране сразу обе Игры! Проведем по факту. По праву наглого, хитрого и сильного. Как там? Выше, дальше, сильнее? Вот это про нас: задерем планку повыше сами, пошлем всех подальше и сильнее продавим Зимние игры. И объявим. Я и объявлю. В общем, Citius, Altius, Fortius!!!

И арку надо будет построить на Воробьёвых горах. Арку Дружбы народов. А Киев обойдется. Негоже дружбу разбазаривать почем зря.

Расплываюсь в алчной улыбке. Вот это я люблю. Это вот по мне! Надо будет осведомиться, как там господин Булгаков, раз уж не случилось гетмана Скоропадского и Петлюры. О чём-то же он должен писать?

Горы, горы, горы. Да, наводят они на возвышенные размышления. Даже на заоблачные. Кстати, о заоблачности. Нужно будет уточнить, удалось ли кому-то уже покорить Эверест? Откровенно говоря, я не помнил. Если вдруг не успели пока, то нужно готовить экспедицию альпинистов-горнострелков. Флаг Единства на вершине мира будет весьма политически кстати. Впрочем, судя по жутким фотографиям из моего времени, все склоны Эвереста были завалены обезображенными замерзшими трупами, так что к подготовке нужно подойти весьма и весьма серьезно. И это вопрос не месяцев, а, скорее, лет. Ну а пока можно подумать над воздушной миссией. Сначала облет, а потом, может, и сброс вымпела с флагом Единства на вершину планеты.

И, кстати, как-то промышленный альпинизм у нас совершенно не развит, а ведь высотки мы уже строим. Да и поддержит это развитие частной инициативы, в том числе развитие альпинизма как такового…

– Государь, дозволите?

Оборачиваюсь.

– Да, Евстафий, что у тебя?

Тот усмехнулся в бороду.

– Государь, тут вот какое дело-то случилось. Тут немножко, значится, промашка вышла, не гневайтесь.

С иронией на него взираю. С каких это пор барон Елизаров косит под деревенщину?

– Сказал бы уже «не серчайте», а то как-то ненатурально ты играешь. Выгонят тебя даже из погорелого театра.

Тот склонил голову и продолжил валять дурака, явно сбивая мой неизбежный гнев на чью-то дурость. Нет, если было бы что-то срочное и серьезное, то… а так явно что-то второразрядное, пусть развлекает.

– Не извольте сумлеваться, государь. Обязательно погонят, как пить дать погонят-то! Как тут не погнать! И пить не дадут! Однако за други своя страдаю!

Усмехаюсь:

– Это я уже понял, что за други. Ладно, говори уж.

Словно по мановению волшебной палочки физиономия деревенского пройдохи сменилась спокойным, умным, хотя и со слегка ироничным выражением, лицом моего шефа личной разведки.

– Государь, тут долю малую обещали, если отведу я гнев ваш относительно того, что некоторые, – он скосил взгляд в сторону капитанского мостика, – имеют вместо головы решето и забывают элементарные вещи. Все дело в том, государь, что вы перед отправкой «Империи» из Москвы, велели доставить вам некоторые дорогие вашему сердцу вещи. Так вот, часть из них выгрузили в Городе, но одну вещь забыли. Она так и провалялась в библиотеке, завалившись за стеллаж. Наткнулись, когда румыно-русский словарь боец искал.

– Ну, смех и грех. И что за вещица?

Евстафий со значением поднял брови:

– Скрипка Страдивари, государь, на которой вы изволили музицировать в Первопрестольной.

Я хмыкнул. Да, изволил. И истребовать из Москвы изволил. Но забыл про это в суматохе. И они забыли. По неизвестной мне пока причине. А оно вот как оказывается. Совершенная куча денег провалялась несколько дней за шкафом. Ну, ладно, мне-то забывать можно, а вот им? Бесценная же вещь! Тут уж точно Елизарова на коленях просить надо и землю жрать, чтобы грозу отвел!

– И чем же тебя Евстафий подкупили за такой риск – сунуть свою голову в пасть разъярённому льву?

Тот усмехнулся.

– Выхлопотал для племяша своего место в экипаже «Империи».

Хмыкаю.

– Да, на борзых щенков ты не размениваешься. Племяш-то родной или опять из твоих?

– Из моих, государь. На всех родных племяшей не напасешься.

Киваю.

– Это ты верно подметил. Ладно, неси-ка ты сюда мою любимую скрипку.

Сейчас я им устрою тут концерт по заявкам. Такого они точно не видели, и не факт, что увидят. Внукам рассказывать будут!

Что ж, Евстафий вручил мне скрипку. Любовно ее поглаживаю. Скрипка, она – как женщина, она чувствует настроение скрипача и его отношение к ней. Ее любить надо, холить и лелеять. И не давать долго лежать в футляре без дела. А она у меня пролежала почти два года.

Шепчу ей:

– Прости, малыш. Я тебя больше не брошу. Веришь мне?

Что-то часто в последние дни я говорю слово «веришь?». А хорошо ли это?

Не спеша, с чувством настраиваю тонкий инструмент. Да, именно с ней в руках мне во многом удалось переломить ситуацию в «Ночь длинных молний», когда, пока я играл под куполом Екатерининского зала Дома Империи, подъезжали воронки Отдельного корпуса жандармов за всеми умниками из числа обитателей высшего света, владельцев и директоров заводов с фабриками, за организаторами забастовок и демонстраций. «Господин такой-то? У меня предписание доставить вас сей же час в Высочайший Следственный комитет для дачи пояснений». Далее –