Так вот, я сижу и неторопливо попиваю мартини или манговый сок в роскошном тенистом оазисе отеля. Вокруг зеленые деревья, цветы. Нет, буквы все-таки видны. Не хочу, чтобы действие происходило где-нибудь в Чикаго или Новой Англии, пусть это будет все-таки Лос-Анджелес. Пусть это будет Голливуд. И обязательно зеленый оазис. Зеленый цвет вообще хорошо. Так мой герой воспринимается лучше, как бы ближе к природе. Меня помнят по предыдущей ленте — нашумевшей комедии про паренька-инвалида, смотрителя автомобильной стоянки и незадачливую девчонку, помявшую крыло. Сандра Баллок? Ну конечно, а кто же еще! Ладно, Бог с ней, с той комедией, вернемся к настоящему. Я сижу в этом зеленом вестибюле и жду. Чего жду? Воздаяния за свои дела, за все, что натворил. Я же не просто герой, а герой отрицательный. Может быть, раненый. Да, точно, раненый герой. В конце всех этих приключений я должен буду искупить все свои грехи. В конце я стану «хорошим». Каких именно приключений? Ну, там будет все — и секс, и слава, и уязвленная гордость. Да, именно так. Я знаменитый герой, влипший в неприятную историю, и теперь вот жду возмездия, жду Немезиду.

Немезида приходит ко мне в образе красавицы. Но поскольку это боевик, за спиной у нее появляется кто-то еще. Я встаю ей навстречу, но в это время раздается взрыв и красавица гибнет на моих глазах. Повсюду полыхает пламя, я перекатываюсь по полу, уворачиваясь от огня и взрывов. Еще недавно зеленый оазис почернел и обуглился. Да-да, обуглился, это красиво. Охотились они, конечно, за мной, а не за ней. Что же такое мне известно, чего не следует знать? Что я такое совершил? Я оглушен, потрясен, я ранен… Ко мне бежит моя девушка. Красотка пуэрториканка. Нет, не такая уж красотка, иначе мы не сможем убить ее в начале фильма. Она собирается усыновить младенца из Малави. Или нет, она просто беременна. Из-за потрясения и шока теряет ребенка. Да, точно, вот это в самый раз. Вторая часть фильма проста — преследование злодеев, к которому подключается мой друг. Злодеи — спецподразделение смертников из Ирана… Нет, лучше не из Ирана, пусть будут католики-экстремисты. В этой погоне я убиваю, погрязаю в грехе. Но искупить его никогда не поздно.

Она умолкла, словно борясь с какой-то невидимой преградой, потом вздохнула и, похоже, вспомнила о нас.

— Простите. Я вас, наверное, уже утомила. В общем, это не слишком интересно. Ничего нового, никаких свежих идей. Паршивенький получается фильм. По-моему, мне лучше быть федеральным агентом. Чернокожим героем, который погибает и воскресает. Так, пожалуй, увлекательней. Ой, ладно, забудьте об этом. Опять меня понесло в какую-то виртуальную реальность. Я сочиняю про нее во сне, а иногда и спать-то ложусь, чтобы сочинять. Я обработала столько чужих сценариев, столько раз смотрела на все это чужими глазами, что часто не помню, кто такая. Я вот, например, очень плохо вожу машину — медленно, нервно, поскольку в голове так и крутятся катастрофы из сценариев. Мне всякий раз кажется — вот поднимусь на гору, а внизу куча мала из разбитых машин.

— А если бы он у вас сидел не в вестибюле среди оазиса, фильм получился бы другой? — спросила Брокерша.

— Абсолютно другой! Думаю, вся проблема как раз в этом. Атмосфера и декорации должны соответствовать определенному шаблону. Боевики никогда не начинаются в гостиничных номерах, всегда в вестибюле. Битые вдребезги стекла, языки пламени хорошо смотрятся именно там. Нет, конечно, можно переписать и опустить эту сцену — я еще не решила.

— Нет, вы уж давайте нам, пожалуйста, сцены из собственной жизни, — потребовала Шиммер. — У нас тут уклоняться не принято.

— Я не могу их изложить просто так, — возразила Сценаристка. — Мне нужен редактор. Но сцены хорошие. Пустить их в работу, — так вышел бы толк.

Вот, например, я лечу в самолете. В «конкорде». Меня тошнит, и я без конца бегаю в туалет. Да, я нахожусь на борту «конкорда», лечу в Нью-Йорк. Через проход от меня сидит красивый парень. Мы переглядываемся, нас что-то волнует — то ли сверхзвуковая скорость, то ли нечто другое. Мы чувствуем себя птицами, парящими высоко-высоко. Мы одновременно поднимаемся с кресел и, прошмыгнув в туалет, запираемся. Там, склонившись над раковиной и унитазом, мы занимаемся сексом и через пару минут выходим — сначала он, за ним я, — как раз вовремя, поскольку нам уже несут подносы с едой. Икра, лобстеры и подарочек от авиакомпании — колода карт в кожаном чехле. Мы играем в покер — это шикарно! А потом посадка в аэропорту Кеннеди. В девять тридцать. А в одиннадцать у меня деловая встреча на Пятой авеню.

Я улыбнулась ему на прощание, когда мы проходили через таможню, а имени его так и не узнала. На переговоры я приехала в положенное время, но их перенесли на два часа из-за тумана на Гудзоне.

Тогда я прогулялась по Пятой авеню и купила себе шубку. Холод все-таки. Я надела ее всего один раз, а потом подарила сестре. В холодную погоду она ходит в ней кормить зверей. Отличная норковая шуба! Просторная и легкая. В общем, двадцать две тысячи долларов не пропали зря. Моя сестра живет за городом. Я там жить не могу — подыхаю со скуки. И не нужны мне все эти девственные пейзажи дышащие умиротворенностью. Мне больше нравится другая сцена — взрыв, осколки, пламя и погибающая Немезида. Просто природу давным-давно испортили и загадили, и в этом вся трагедия. Люди народятся новые, а природу заменить нельзя. Вот, например, это глобальное потепление. Вы только задумайтесь. Почему я первым делом ввожу в сценарий Немезиду? Должно быть, есть какая-то причина. Любовный треугольник? Герой, беременная девушка и красотка? Девушку я наградила роскошной попкой, а Немезиде даже лица не дала. Красота — это прежде всего стереотип, но в обычных боевиках; в моем же фильме красота нечто другое. Пусть даже у нее будет шрам. Или когда-то у них была любовь? Его вина? Чёрт возьми! Почему они оба чувствуют себя виноватыми?

— Роза! — одернула ее Судья. — Давайте о своей жизни.

— Извините, — сказала Сценаристка. — Когда-то я случайно приняла кислоту с кока-колой, и после этого у меня что-то стало с мозгами. Виновата? Неосторожный секс? А секс всегда неосторожный. А если у мужчины, чьего имени я так и не узнала, была жена, и он рассказал ей обо всем, они крепко поссорились, и он подсыпал ей в колу кислоту, и теперь она в образе Немезиды приходит ко мне в зеленый оазис, и я должна как-то остановить ее, любой ценой? Теперь я сама превратилась в того самого злодея, которого нужно остановить.

Когда-то у меня был ребенок, но он родился неполноценным — возможно, как раз из-за кока-колы с кислотой, потому что я тогда была беременна. Врачи выходили его, и он выжил, хотя, если бы не трогали, благополучно бы умер. Я отказалась забрать неполноценного ребенка.

Меня, конечно, все презирали, хотели, чтобы я страдала от мук совести. Но зачем? Зачем им это нужно? Реальная жизнь — штука несгибаемая, не то что сценарий, который можно менять как хочешь. Например, герой боевика становится садоводом, взращивает оазис. Где? Может, в пустыне? Не в лос-анджелесском отеле, а в пустыне. А, был же ведь фильм. Как назывался? «Английский пациент». Ах да, простите, увлеклась. Я же говорила про ребенка. Просто люблю, чтобы у меня все выходило идеально. Так вот, ребенок все равно умер через месяц. У меня и муж был, но он мне изменял и я его прогнала. Он потом жалел. Говорил, это из-за того, что я добилась успеха в жизни, а он нет, но, я считаю, он просто слабый, бестолковый и нерешительный. Хорошо водил машину. Это верно. Но и то только потому, что у него начисто отсутствовало воображение. В конце концов, нанять шофера для меня не вопрос.