«Отойди… сгоришь…»

Через несколько секунд в ночи ослепительно вспыхнуло, и вместо дракона меня обнимал человек. Мой человек. Мой мужчина.

И такое это было счастье, такое умиротворение – прислониться к любимому, моему избранному… откинуть голову ему на плечо и потереться эдак по-кошачьи – зная, что имею на это полное, законное право.

– Согрелась? – пробормотал Демьян, наклоняя голову и дыша мне в ухо.

Я немного подумала. С одной стороны, можно сказать, что ни черта я не согрелась… а с другой, в кои-то веки еды хотелось больше, чем секса. А если мы сейчас согреваться начнем, кто пойдет добывать нам пропитание? При всех своих талантах, наколдовывать еду мой дракон еще не научился.

И только тут до меня дошло – мы на Корсике! На настоящей Корсике! Причем, по всей видимости, в мало цивилизованной ее части. Почему-то этот факт поразил меня больше чем то, что я только что побывала в Париже! 

– Обалдеть… – отстранившись от Демьяна, я медленно пошла вниз по холму – по еле обозначившейся тропинке в высокой траве.

Сказочная Корсика, на которой мне не суждено было побывать в этой жизни…   

– Осторожно, там внизу совсем темно… – донесся до меня голос сзади.

– Вижу… – пробормотала, охваченная странным предчувствием. Не хорошим, не плохим, просто… странным.

И вдруг поняла, что и в самом деле вижу – вижу в темноте!

По какому-то наитию я закрыла глаза и пошла дальше, окруженная сразу же тысячей звуков. Тысячей маленьких, хрупких жизней, взорвавшихся писком, стрекотанием, шорохом и вздохами…

– Эй, ты куда? – забеспокоился Демьян, нагоняя меня. – Что происходит?

– Погоди… – не открывая глаз, я повела его за собой. – Просто дай мне… я что-то чувствую…

Мы не зря сюда сели, поняла вдруг. Не зря я вдруг захотела есть, пролетая над почти спящим островом…

В темноте под моими плотно закрытыми веками вдруг мелькнул огонек.  И еще один… и еще… целая вереница маленьких огоньков выстлали передо мной тропинку.

– Эй, куда! – Демьян крепко схватил меня за руку, не давая шагнуть в сторону – по следам огней, уходящих в сторону от дороги.

– Пусти… мне нужно… – засопротивлялась я. – Просто смотри, чтобы я не упала…  Держи меня за руку.

Пару секунд он сомневался, потом сжал мою руку сильнее.

– Хорошо. Только будь осторожна. Малейшая опасность, и мы улетаем.

Я закивала, охваченная все большим азартом. Все еще не открывая глаз, медленно, по тропинке из огоньков, спустилась вниз по холму… поднялась наверх еще одного…

– Дом. Здесь чье-то жилище, – потянув за руку, Демьян остановил меня. Пришлось открыть глаза.

И действительно! Загадочные огоньки, видимые только под моими закрытыми веками, привели нас к маленькому, обитому белым сайдингом дому – на вид полузаброшенному. Покосившийся забор вокруг заднего двора, маленькая лужайка перед входом – типичный деревенский дом американский глубинки, совершенно непонятно как оказавшийся на итальяно-французском острове, да еще и в глуши, вдали от городов и деревень.

– Ты чувствуешь что-нибудь особенное? Кто-нибудь внутри? – обеспокоенный, Демьян оттянул меня еще дальше, прижимая к себе.

Я вслушалась в собственные ощущение.

– Да… Там кто-то есть… – нахмурилась, пытаясь прочувствовать эмоции. – Он… она… она спит… Хотя нет, уже не спит. Мы разбудили ее…

– Кого?

В окне что-то быстро промелькнуло, и мы отпрянули, подстегнутые липким, не вполне рациональным страхом.  

– Ее… – дрожащей рукой я указала на выглядывающую из другого окна древнюю, еле живую на вид старуху, закутанную в шаль, и с волосами, спрятанными под старомодный чепец.

Демьян выдохнул с облегчением.

– Черт, я уже думал там логово аспидов, желающих отомстить за собрата. Идем – твое внутреннее зрение привело нас к еде. Попросим пару бутербродов и дадим бабуле немного деньжат на лучшую жизнь.   

Я, признаться, облегчения не почувствовала – древняя «бабуля», молчаливо взирающая на нас из неизвестно откуда взявшегося дома на холме, напугала меня гораздо больше, чем могла бы целая свора аспидов.

И еще страшнее мне стало, когда «бабуля», шамкая беззубой челюстью, позвала нас внутрь – костлявой, как у самой смерти, рукой. Не испугалась, не спустила на нас такого же старого, как и сама, пса с цепи. А позвала внутрь. Словно ждала нас – здесь и сейчас.

Но я все еще чувствовала, что все это неспроста. Что если сейчас сдрейфлю и убегу отсюда… не прощу себе. Никогда не прощу.

– Буона сера синьора… – чуть замешкавшись в дверях, поздоровался Демьян на чистом итальянском – явно не разделяя моих смутных опасений. И это была единственная фраза, которую я поняла из всего, что он сказал ей дальше – что-то про «панини и акуа»…

Да в принципе, я не поняла бы даже если бы владела идеальным итальянским. Потому что все мое внимание было приковано не к жутковатой «бабуле», а к тому, что висело на стене справа от нее. Туда, куда она сама показывала мне рукой – напрочь игнорируя вежливый вопрос Демьяна о бутербродах.

Там, обрамленный наподобие иконы рюшами и кружевами, висел портрет, который я уже когда-то видела – тот самый портрет из кабинета Демьяна, который привлек мое внимание еще неделю назад.

Мариэтта Ордо – так кажется ее звали, эту миловидную женщину с серпантиновой дорогой за спиной.

Демьян замолчал, чуть позже меня разглядев знакомый портрет.

Издал странный звук и дернул меня туда – к стене, мимо бабушки-привидения, которая неожиданно живо отскочила в сторону.   

– Что за черт… – пробормотал, оглядывая искусно выписанную Мариэтту снизу доверху. – Откуда она здесь? Может, подделка? Копия?  

Я же тем временем пыталась вспомнить, что мне об этой женщине известно. Кажется, Демьян рассказывал, что она – магесса, но такой не родилась, а стала в течение жизни… покорив Олимп… Мудрости? И что она – миф, потому что магесс вообще не бывает?

Но что в таком случае, здесь делает ее портрет? И почему бабушка-божий одуванчик хотела, чтобы я этот портрет увидела?

– Я ничего не понимаю, – признался, наконец, Демьян, полностью и очень внимательно осмотрев картину. – Это явная копия – не совпадают несколько деталей и штрихов… Но, если бы это ни было полнейшим безумием, я бы сказал, что… что это копия, рисованная тем же мастером! Что совершенно невозможно, потому что у Джегга Скиффорда не было привычки рисовать копии! За всю жизнь он не скопировал ни одной своей картины! Да и вообще умер спустя год после написания «Мариэтты». Signora, da dove ha preso questo ritra…[1]

Повернувшись к старушке, пригласившей нас, Демьян замолчал на полуслове. Я тоже обернулась и увидела, как дверь на улицу закрывается за женщиной – лишь кусочек ее шали мелькнул на прощанье.