– Смотри, – кивнул Фульк Уильяму, указывая на щит Фицроджера: ярко-зеленый, с двумя золотыми кабанами.

– Отдай его мне, а? – взмолился Уильям. – Фульк, если ты меня любишь, отдай его мне!

Фульк свирепо улыбнулся:

– Любить-то люблю, но не настолько, чтобы уступить этого негодяя тебе. Потому что он мой!

Вытянув из-за пояса моргенштерн[18], он крепко сжал кожаную рукоять. На цепочке закачался шипастый шар.

Фульк развернулся в седле, чтобы обратиться к своему войску. Рыцари горячили коней, прилаживали поудобнее щиты, проверяли оружие. Он увидел на лицах возбуждение, напряжение, некоторый страх – все те же чувства, что испытывал и он сам, за исключением, пожалуй, дикого гнева и желания мести.

– Вы все путешествовали со мной и достаточно долго упражнялись, чтобы знать свою роль! – выкрикнул Фульк. – Единственная разница между тем, что нам предстоит, и турниром – это правила ведения боя. À outrance[19]. Битва острым оружием, и никаких призов, разве что кому-нибудь особенно повезет. Земля плоская, никаких преимуществ ни у одних, ни у других не будет. Постарайтесь не только проявить доблесть, но и не потерять голову, и тогда победа – наша.

– Победа! – эхом откликнулся Уильям, рыча и пронзая мечом воздух.

– Победа! – хором отозвались более пяти десятков глоток.

Под отзвуки этого крика отряд двинулся из леса слаженным галопом. Люди же Мориса, напротив, скакали к лесу торопливо и нервно, вразнобой. Они буквально оцепенели от страха, когда из-под покрова деревьев неожиданно возникли бойцы Фицуорина и с топотом помчались на них.

В горле у Фулька пересохло, рука стала скользкой от холодного пота. Огонек нес его к месту стычки. Земля вздрагивала в такт стучащим галопом копытам, и одновременно бешено колотилось сердце. Все ближе и ближе. Вспыхивающие на доспехах лучи солнца, его слепящие отблески на лезвии меча, частое дыхание коня и глухие удары копыт. Фульк размахивал моргенштерном и громко выкрикивал боевой клич, но звук дробился внутри шлема.

Два конных отряда столкнулись, произведя мощный глухой звук, который раскололся и распался на многочисленные звуки отдельных стычек. Моргенштерн с невероятной силой обрушился на шлем одного из рыцарей, выбив того из седла. Фульк разворачивал Огонька коленями и направлял его в самую гущу сражения в поисках зеленого щита и золотых кабанов Мориса Фицроджера. Несколько раз Фульку удавалось подойти достаточно близко, но его поочередно атаковали то один, то другой телохранитель Мориса. Раздосадованный, он заставлял себя не терять самообладания. Где-то справа слышался голос Уильяма, который, как всегда во время сражения, выкрикивал: «Фицуорин!» – используя родовую фамилию как боевой клич, помогающий ему всецело отдаться битве и призванный напугать врагов. Ему вторили более высокий голос Иво и бычий рев Алена.

– Фицуорин! – заорал Фульк во всю мощь своих легких, так чтобы никто не мог перекрыть его голос, и с удвоенными усилиями начал пробиваться к Морису Фицроджеру.

В толпе внезапно открылось пустое пространство, в конце которого показался зеленый, с золотом щит. Фульк направил туда Огонька, на ходу раскручивая моргенштерн, жестко и стремительно. Когда Морис осознал опасность, в глазах у него вспыхнул ужас, однако было уже слишком поздно. Его щит стремительно взмыл вверх, но недостаточно быстро, и шар моргенштерна ударил по плечу, вбивая звенья кольчуги в стеганый поддоспешник, оставляя на теле синяки и дробя кость. У Мориса отнялась левая рука, щит упал. Фульк размахнулся, готовясь нанести новый удар. Но, выкрикивая дрожащим от боли и паники голосом приказ об отступлении, Морис натянул поводья и пришпорил жеребца. Поэтому второй удар Фулька пришелся по лошади. Жеребец пронзительно заржал и споткнулся, но быстро набрал прежний темп и, повинуясь отчаянным понуканиям Мориса, вскоре уже изо всех сил несся к замку.

Огонек сбился с ноги, когда один из рыцарей Мориса преградил Фицуорину дорогу и обрушил на него меч. Фульк отразил выпад щитом и ударил противника моргенштерном. Затем быстро увернулся и продолжил преследование. Врага надо было поймать раньше, чем он укроется за стенами замка.

Морис и его спасающийся бегством отряд влетели в деревню, распугивая разлетавшихся во все стороны птиц. Мост через ров был опущен. На стенах стояли лучники. Фульк уже почти нагнал Мориса, когда тот неистово замахал рукой, отдавая приказ, и на преследователей обрушился град стрел.

Фицуорин выругался, натянул поводья, резко останавливая Огонька, и повернул назад, чтобы вырваться из-под обстрела.

И уже почти прорвался, когда его догнал удар из арбалета. Болт безжалостно пробил кольчугу и габмезон, а острие вонзилось в бедро.

Уильям и Иво быстро оказались рядом. Младший брат перехватил поводья Огонька и увел коня подальше от опасности.

– Фульк, ты как? – побледнев, спросил Уильям.

Тот стиснул зубы. Кровь сочилась вовсю, но было ясно, что рана не смертельная – по крайней мере, пока.

– Нормально, – сумел выдохнуть Фульк. – Кость не задета.

– Ехать сможешь?

– Идти-то я в любом случае не смогу, – невесело рассмеялся Фульк и оглянулся через плечо.

Отдельные стрелы еще со свистом летели в их сторону, но уже не доставали. Двери всех домов в деревне оставались плотно закрытыми, и никто не подавал признаков жизни, за исключением переполошившихся кур и гусей. Отряду Фулька явно не собирались оказывать сопротивления.

– Еще секунда – и мы бы захватили Фицроджера. – Он с досадой стукнул кулаком по седлу.

– Можно ведь и замок осадить, – задумался Уильям. – Там, у леса, Морис потерял нескольких человек и сейчас будет готовиться к обороне.

Фульк покачал головой:

– Если мы останемся и начнем осаду, это будет последнее, что мы успеем сделать на этой земле. Кто-нибудь из деревенских наверняка побежит за подмогой, а у меня нет желания попасть за решетку, когда подоспеют войска из Шрусбери. – Он глянул на Уильяма, желая убедиться, что тот внял его доводам. – Чтобы добиться успеха, мы должны действовать быстро. Надо устраивать короткие набеги и постоянно досаждать Иоанну, чтобы в конце концов он отчаянно захотел мира, даже на наших условиях.

Уильям нахмурился. Он понимал, сколь справедливы аргументы Фулька, но явно не желал сдаваться.

– У нас еще будет возможность сразиться с Морисом, – сказал старший брат, борясь с обжигающей болью. – Мы заявили о себе. А пока пусть Фицроджер помаринуется в собственном страхе.

Он дернул поводья и направил Огонька на дорогу, которая уводила от Уиттингтона обратно в леса. С каждым шагом жеребца бедро Фулька пронзала пульсирующая боль.