– А мое последнее слово – вы совершаете ошибку, – сказал Хьюберт.

В дальнем конце зала вдруг началось оживление. Появились остатки отряда, посланного Иоанном за Фульком. Ну и видок был у воинов: хромающие, пошатывающиеся, избитые, лишенные доспехов и начисто утратившие боевой дух. С моментально помрачневшим лицом Иоанн соскочил с помоста и бросился им навстречу.

– Сир, Фицуорин забрал наших лошадей и доспехи, – обессилено выдохнул один из наемников. Ему пришлось оторвать от сюрко полоску ткани, дабы перевязать кровоточащую рану на руке. – Он сказал, что будет вести с вами войну, пока вы, согласно английским законам, не восстановите справедливость и не вернете их семье Уиттингтон.

Негодующий крик Иоанна эхом разнесся по залу, так что мигом установилась звенящая тишина.

– Клянусь Господом на кресте и дьяволом в преисподней, я восстановлю справедливость по отношению к Фульку Фицуорину и его братьям! – захлебывался от ярости король. – Они у меня будут болтаться на веревке, свисающей со стены Уиттингтона, и оттуда любоваться своими землями!

В уголках рта у него скопилась слюна. Желание броситься на устланный тростником пол и отчаянно колотить ногами было неудержимым. Но вместо этого Иоанн кинулся к ближайшему столу и одним движением смел с него на пол чашки и блюда. Невероятным усилием, которое приносило ему мрачное удовлетворение, хотя он чуть-чуть не надорвался, Иоанн перевернул и сам стол. Затем, тяжело дыша, отошел в сторону и осмотрелся, но никто не хотел встречаться с ним взглядом. Король чувствовал оторопь собравшихся и исходившее от них презрение.

– Жалкий сброд! Да чтоб сатана на всех вас помочился! – заорал он и вихрем вылетел из зала, оставив Хьюберта Уолтера и графа Солсбери помогать израненным рыцарям.

– Тебе нельзя здесь оставаться, и ты это знаешь, – сказала Хависа, протирая небольшую рану на руке Фулька отваром ромашки. – После того, что вы с братьями натворили, Иоанн будет преследовать тебя с удвоенной силой.

– Да, мама, я и сам это прекрасно понимаю.

Фульк устало глянул в окно: сквозь открытые ставни пробивались первые дрожащие лучи летнего солнца, день обещал быть великолепным. Их отряд целую ночь скакал до Олбербери пастушьими тропами, все время прислушиваясь, нет ли сзади погони.

Над Уильямом склонился лекарь, пытаясь вытащить из челюсти обломки двух зубов. Уильям, полупьяный от меда, изо всех сил старался сидеть спокойно и не дергаться от боли при каждом прикосновении врача.

– Мы не станем убегать, – повернув голову, произнес он невнятным от крови и опьянения голосом. – Уиттингтон наш, и мы будем сражаться за него не на жизнь, а на смерть!

– Ну и глупо, поскольку смерть в этом случае не заставит себя ждать! – резко сказала Хависа. – Чтобы вас выследить, Иоанн отправит всех своих баронов и рыцарей, и уж они прочешут Валлийскую марку вдоль и поперек.

– Плевать я хотел на Иоанна!

– А обо мне ты подумал?! – возмутилась Хависа. – Как будто мне и без того мало горя. Иногда мне кажется, Уилл, что ты не способен разумно рассуждать, а умеешь только махать мечом.

– Мама! – Фульк попытался остановить мать, положив руку ей на плечо.

На лице Уильяма застыла обида, смешанная с недоумением.

– Я сражаюсь за честь нашей семьи! – с негодованием воскликнул он. – Я не желаю трусливо заползать под камень и прятаться там, как слизняк.

Хависа укоризненно покачала головой:

– Разве я сказала, что хочу от тебя именно этого? Конечно, ты должен постоять за себя, сын мой, но не сейчас. Надо выждать подходящий момент.

Уильям открыл было рот, чтобы продолжить спор, но тут вмешался Фульк:

– Мама права, Иоанн объявит нас вне закона и откроет охоту как на государственных преступников. Если мы останемся здесь, нас убьют. Да, мы дорого продадим свою жизнь, но это будет слабым утешением, ведь от нашей гибели выиграет только Иоанн.

– И что ты предлагаешь? – угрюмо спросил Уильям.

– Переправимся через проливы и дождемся, пока переполох уляжется. Иоанн не сможет все время держать людей в засаде, чтобы они сидели и напряженно высматривали нас. Рано или поздно его бдительность ослабнет, и солдат отправят выполнять другие приказы. Тогда-то мы вернемся и заставим его за все заплатить. – Фульк перевел взгляд на мать. Его слова предназначались не только брату, но и ей. – Я намерен стать занозой в боку у Иоанна, чтобы в конце концов король был рад отдать мне Уиттингтон, только бы я оставил его в покое.

Уильям что-то проворчал, в знак если не горячей поддержки, то по крайней мере согласия.

– А как насчет Мориса Фицроджера? – спросил он. – Как мы с ним поступим?

Фульк пожал плечами:

– Пусть наслаждается плодами своего вероломства, пока может. Недолго ему радоваться.

Олбербери, Шропшир, весна 1200 года

Мод была потрясена тем, насколько изменилась Хависа Фицуорин. Куда исчезла та рыжеволосая красотка, вслед которой оборачивались все мужчины, когда она проходила мимо? Теперь если кто и поворачивал голову, то с состраданием или тревогой. В мрачном вдовьем одеянии, с обрамлявшей лицо строгой накидкой Хависа напоминала монахиню, вот только в глазах ее не было одухотворенного блеска, придающего сил служителям Господа.

«Словно смотришь через окно в пустую комнату», – подумалось Мод. Она даже засомневалась, правильно ли поступила, приехав в Олбербери.

– Я побеспокою вас только на одну ночь, – неуверенно сказала она, обменявшись с Хависой приветственным поцелуем.

Появился конюх, увел ее серую, в яблоках кобылу и показал сопровождавшим Мод сержантам, где поставить своих коней.

– Всего на одну ночь? – У хозяйки дома от огорчения вытянулось лицо. – А подольше не останешься?

– Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Да какое там злоупотреблять! – махнула рукой Хависа. – Мне полезно общество, особенно молодых. Этот замок переполнен тишиной, а должен гудеть от голосов. Куда ты направляешься?

Хависа сделала знак, и служанка подошла забрать у гостьи дорожный плащ.

– Навестить отца, – пояснила Мод. – Тео сейчас в Нормандии, у короля Иоанна, добивается разрешения уехать в Ирландию. Если он это разрешение получит, я отправлюсь с ним, а сейчас мне надо исполнить свой дочерний долг. – Последнее слово она произнесла несколько обреченно. – Если я не стесню вас, буду рада остаться еще на несколько дней.

В улыбке Хависы причудливо смешались радость и грусть.

– Конечно не стеснишь, скорее уж это я тебя стесню. – Она взяла Мод под руку и повела ее в замок. – Ты сказала, Тео собрался в Ирландию?

Мод заметила, как велики стали Хависе кольца, свободно болтающиеся у нее на пальцах.