– Мама Лара, холодно очень. Давайте-ка я вас отвезу туда, а потом поеду к свидетельнице. Но в квартиру подниматься не стану. Галина Павловна меня разорвёт, и правильно сделает.

– Да не мучай ты себя, Севочка, не надо! Что же сделаешь, если судьба такая? Мишиного отчима, я слышала, тоже убили на лестнице? Я ведь и сама с Галиной Павловной ещё никогда не разговаривала. Как она встретит меня, не знаю, но всё равно еду.

– Да, Николай Родионович за бесплатно в доме драки разнимал, всяких буянов успокаивал. Вроде, его слушались – свои. А тут какой-то чужой попался, на учёте в психушке состоял. Начиналась белая горячка, и неизвестно, что ему там померещилось. Одно хорошо – смерть была мгновенной. Кирпичом по затылку ударил и убежал, правда, недалеко. Поймали его, на принудительное лечение отправили. А я бы таких на месте кончал – их не вылечить. Безнаказанность сильно провоцирует на новые подвиги – это уж точно. Ладно, мама Лара, не будем об этом. Вы как, готовы? Я завтракать не буду.

– Да, сейчас уже одеваемся. – Лариса с облегчением вздохнула – пасынок, кажется, начал приходить в себя.

* * *

Всеволод отвёз мачеху и сестру на Лесной проспект, который сейчас был перекопан и закрыт для движения. Парковаться пришлось довольно далеко, на Кантемировской. И оттуда провожать Ларису с Дарьей до дома. Мишкина мать жила в большой комнате коммуналки, и широченное окно её выходило на Лесной. Автомобилей там не было, но трамваи, лязгая и грохоча, всё же проезжали мимо. Грачёв боялся даже представить себе, что творится сейчас в этом доме, совсем рядом, и тут же поспешил уехать.

Через Кантемировский мост и Петроградскую сторону, по Тучкову мосту – на Васильевский, и там – по Малому проспекту он добрался достаточно быстро. Думал лишь о том, чтобы Анастасия сейчас оказалась дома – ведь она вчера овдовела, и потому могло быть всякое. Кроме того, никто не отменял угроз Иващуги и Жислина, хоть они и подохли. Их группировка включала, конечно же, не только тех боевиков, что вчера попались в Шувалово. А, значит, приказ относительно Анастасии вполне могли исполнить – если он существовал…

Всеволод вошёл в подъезд и подумал, что не был здесь уже очень давно, хотя на самом деле прошло меньше суток. Он поднялся по широкой пологой лестнице, как старик, опираясь на отполированные руками жильцов перила, и некоторое время вспоминал, на каком этаже находится нужная квартира. Вчера они были тут большой компанией, и кто-то показывал дорогу, а сам Грачёв тогда думал совершенно о другом. Он считал, что этого, сегодняшнего дня для него уже не будет, и потому плохо запомнил путь.

Всё-таки Всеволод нашёл металлическую дверь, обшитую лакированным брусом, и сразу же позвонил. Он не представлял себе, что скажет ему сейчас эта женщина, которая вчера просила о встрече. Ситуация поменялась, и Анастасии теперь не нужно было спасать мужа от ареста. С ним всё кончено, и потому вдова может замкнуться, закатить истерику, выпихнуть его вон. Ну, что ж, тогда будем искать «крота» по-другому, и всё…

Баринова открыла дверь, даже не спросив, кто к ней пожаловал. Она была вся в чёрном, с платочком в руках, и сейчас была очень похожа на маму Лару – только не рыжая, а светленькая. На руках у неё сидела дрожащая болонка, которая на сей раз не лаяла, а даже лизнула Грачёву руку. В квартире было ещё холоднее, чем вчера – батареи вырубили окончательно. Тогда здесь горела, переливаясь, хрустальная люстра, а сегодня было сумрачно, серо, тоскливо.

– Здравствуйте, – тихо произнёс Грачёв и снял шапку. – Я могу войти?

– Заходите. – Анастасия отступила с дороги, закрыла за ним дверь. – Можете не раздеваться – тут только собак морозить. Боюсь, что мой Микки этого ужаса не переживёт. – Она любовно закутала болонку в концы своей пуховой шали. – Спасибо, что пришли, не испугались, не улизнули…

– А почему я должен испугаться? – деревянным голосом спросил Всеволод. Он смотрел на себя в овальное старинное зеркало, которое почему-то не завесили. И думал, вот такой чёрный человек, наверное, является алкашам в болезненном бреду.

– Чего бояться? – судорожно усмехнулась хозяйка. – Взяли человека и не сберегли! Плохо работаете, друзья мои. Проходите на кухню – там теплее.

Баринова пригляделась к Всеволоду и заметила, что он тоже в трауре, хотя вчера был одет по-другому. Лицо его было распухшее, измятое, сильно постаревшее – всего за несколько часов.

– У вас что-то случилось? – осторожно спросила она. – Вот сюда садитесь, к плите поближе. Извините, если лезу не в свои дела…

– Мы с вами в примерно в положении, Анастасия Дмитриевна, – очень спокойно, отстранённо ответил Грачёв, – вы вчера лишились мужа, а я – брата. Вы его тоже видели, между прочим. Помните, такой крепкий парень с тёмно-русым чубом? Он тут распоряжался… Джемпер у него был синий, серая рубашка.

– Боже мой! – Баринова на секунду позабыла о своей беде. – А я заметила, что вы очень похожи, да спросить постеснялась! Такой красивый молодой человек, сразу видно, накачанный, спортивный! Это тоже связано с нашими проблемами?

– Напрямую, – кивнул Грачёв, чувствуя, как от плиты обволакивает его, успокаивает, заставляет расслабиться. – Михаил работал в системе Шестого управления. Входил в нашу группу от отдела борьбы с организованной преступностью. Мы вместе вели купюрные дела. Теперь мне нужно будет за двоих работать.

– Вот они, купюрочки наши деревянные, фантики дурацкие! Я предупреждала Вениамина, тысячу раз предупреждала, а он не послушался! Все так делают, и он должен, а то друзья не поймут, засмеют, отринут. Всеволод Михайлович… Так, кажется, вас зовут? Извините, что плохо помню – всё из головы вон!

– Вы помните всё прекрасно – меня действительно так зовут, – успокоил Грачёв. – Кажется, у вас есть, что мне сказать? Или теперь вы передумали?

– Нет, я всё скажу, чтобы всю эту мразь загребли окончательно и бесповоротно! Нас с дочерью они всё равно не пощадят, будем мы молчать или нет. Вениамин стелился перед ними – и что? Пожалели? А я решила действовать по-другому… – Анастасия будто о чём-то вспомнила. – Хотите чаю горячего? Мне скоро надо в морг ехать, Венины последние дела улаживать. Я уже один раз там была, опознала тело. Боялась идти, думала, что он очень страшный, сильно пострадал. А оказалось – очень даже ничего, только вокруг глаз синяки. Перелом основания черепа, доктор сказал. Муж ведь ещё жив был, «скорую» дождался. Но, когда укладывали его на носилки, случился паралич дыхания. – Хозяйка поставила на газ чайник, открыла симпатичный резной шкафчик, похожий на теремок. – У меня есть водка, ром, бальзам, грог…

– Я за рулём, так что только чаю, пожалуйста.

– Тогда погодите немного, сейчас вскипит. – Баринова села напротив Грачёва, вытерла глаза. Она старалась держаться, не плакать, но давалось это с трудом.

– Так что вы хотели сказать? – Всеволод не стал терять время даром. – Будьте откровенны, раз уж решились дать показания.

– Вы слышали об Иващуге Святославе Игнатьевиче? – дрожащим голосом спросила Анастасия.