Декер сидел на краю своей койки и пялился в грязь, уперев локти в колени и положив лицо на ладони.

Я был рад его возвращению.

– Эй, Дек!

Кто-то остановил меня, качнув головой. Я кивнул. Не доходя до него, я вышел наружу, вернулся в палатку с другого конца и уселся на свои носилки.

Нэйт, сидевший напротив, наливал «Старого Дедушку» в колпачок фляги.

– Будешь?

– Да, не помешает.

Я наполнил колпачок на пару дюймов, долил воды и размешал пальцем. Мы сидели в тишине. Нэйт перечитывал одно из своих писем, а я наблюдал за Декером. Все остальные в палатке тихо переговаривались, держась на расстоянии от скорбящего пилота.

Он был бледен. В конце концов, поднял взгляд с какой-то детской растерянностью, покачал головой и слабо улыбнулся:

– Он авторотировал.

Мы смотрели на него, ожидая продолжения. Но он замолчал.

Шерман нарушил тишину.

– Моррис?

– Да. Когда он умер, он сбросил газ до авторотирования. Но мы были слишком близко к земле, поэтому машина нырнула вниз и увязла в песке. – Декер сморщился от боли и замолчал.

Я размышлял. «Нырнули вниз»? С машиной было все в порядке. Они сели чуть жестче, чем обычно, но вертолет стоял ровно и работал, когда Декер выпрыгнул наружу.

Декер мрачно продолжал:

– Пуля влетела через треугольное окно, прошла через его бронежилет, будто его и не было, и попала в самое сердце. Бронежилет остановил ее только со спины. Он сбросил газ, как будто хотел перейти в авторотацию, и мы разбились, прежде чем я успел что-либо сделать, – он на секунду остановился. – Если бы я быстрее среагировал, мы бы не разбились.

– Ты все сделал как надо, – возразил Шерман.

– Это ты так думаешь. А теперь представь, что твоего лучшего друга застрелили у тебя на глазах, а ты даже не можешь удержать сраный вертолет в воздухе. Он сумел сделать все правильно, даже когда был при смерти. Он выставил авторотацию, но я просто не успел среагировать.

– Слушай, Декер, Моррис к тому моменту уже был мертв. При чем тут посадка? – спросил Шерман.

Декер внезапно поднялся на ноги.

– Он мертв, и это моя вина! – он схватил свой обрез и вышел из палатки.

– Боже, – произнес Нэйт.

– Не понимаю, почему он винит себя? – спросил Шерман. – Моррис уже был мертв. К тому же вертолет не разбился.

Мы все посмотрели на Шермана. Конечно, он был прав. Но его рациональность напрягала. Она была совсем не к месту.

Командир ничего не сказал про Морриса, кроме того, что нас попросили собрать денег на цветы его жене, а вот Шерман тем вечером вызвался произнести небольшую речь.

– Что ж, до сегодняшнего дня нам сильно везло. Но это был лишь вопрос времени. В других ротах погибло гораздо больше пилотов, теперь пришла наша очередь. Выходит, что статистика у нас один к пяти. Каждому пятому пилоту суждено погибнуть. Мы потеряли всего двух ребят, и это на пять человек меньше средних показателей. Нам просто везло.

Я возненавидел Шермана. По его словам, мы не выполняли обязательства перед смертью. Отстали от нужных показателей по смертям, да? Ладно, сейчас разберемся. Так, парни, а ну-ка все быстро умирать!

На рассвете следующим утром к нам прилетел «Чинук», на фоне «Хьюи» он казался великаном. К его откидному трапу подъехал грузовик, и солдаты начали грузить комплекты нагрудной брони в кузов. Сотни комплектов.

Февраль 1966 года

Пляж был покрыт скользкой красной глиной. Коннорс утверждал, что это лучше, чем на Карибах.

– Из-за песка на Карибах не так-то просто соскользнуть в воду.

Не поспоришь. Чтобы не съехать в теплую красную воду, приходилось держаться за кусты. А когда ты оказывался в центре пруда, под ногами образовывалось столько слоев липкой глины, что казалось, будто ты касаешься дна, хотя на деле это было не так. Я забрел в пруд по подбородок и оглянулся на остальных.

Банджо подныривал, окунался с головой – достаточно смелый поступок в такой склизкой воде – и появлялся в нескольких футах от предыдущего места.

– Дружище, зачем ты ныряешь с головой в это дерьмо? – спросил Кайзер.

Кайзер, как и я, никуда не нырял, а просто стоял в воде по подбородок, наслаждаясь относительной прохладой.

Банджо лишь засмеялся и снова поднырнул. Старая вьетнамка смеялась, глядя на него, оторвавшись от прополки поля возле пруда. Четыре или пять женщин и двое мужчин наблюдали за тем, как мы голышом купались в пруду, служившем водопоем для буйволов. Женщины смущенно улыбались. Голые чужаки выставляли себя полными придурками. Мы расценивали их улыбки как дружеское одобрение.

Патруль из южнокорейских солдат, стоявший на охране моста в сотне футов от нас, тоже смеялся. Позже я выяснил, что корейцам было запрещено ходить раздетыми на виду у вьетнамцев, потому что это считалось демонстрацией своей уязвимости перед врагом.

Нэйт сидел на своей одежде под солнышком, как вдруг перед ним нарисовалась девчонка, продающая колу. Заметив ее, он в смятении скрестил ноги.

Девчонки с колой были вездесущими. Они приходили к нашим стоянкам и приносили бутылки с колой в пластиковой оплетке.

– Пятьдесят центов, солдат. Покупай крокакрола? – они были исключительно молоды и милы, поэтому я никогда не покупал колу. Я был убежден, что напиток был отравлен.

– Эй, Нэйт, у тебя стручок видно, – заорал Коннорс.

Нэйт глянул на него, пытаясь одновременно отказаться от колы, и сжал ноги сильнее.

– Я тут на живца ловлю, умник.

– Мм. Вот как это делается. Только вот приманка коротковата.

Все заржали.

– Тебе вообще никто не даст, Коннорс. У тебя член с граммофонную иглу.

– Ты окончательно решился? – спросил я.

– Ага. И тебе советую подумать над этим, – ответил Кайзер.

– «Эйр Америка». Что за ребята?

– Вообще они считаются гражданской авиакомпанией, но за ними стоит ЦРУ.

– Сколько платят?

– В этом вся соль. Они гарантируют двадцать штук, а средняя зарплата у них тридцать пять. Плюс они дают скидки в гарнизонных магазинах, скидки на авиабилеты и десять дней отпуска каждый месяц.

– Двадцать штук? – Мне платили семь.

– Ага. Можешь присоединиться к ним прямо сейчас, еще до увольнения из армии.