— Пистолет я бы вам нашел, только вот нужды стреляться не вижу. Лучше давайте разберемся спокойно. Что случилось?

— Случилось непоправимое. Я коммунист. В партию вступил на фронте. Дважды был ранен. Воевал честно и честно трудился, а за границей попал в полицию, как какой-нибудь алкоголик. Как я буду после этого в глаза людям смотреть, что я скажу жене и детям? — Говорил он искренне и, как честный человек, действительно страдал.

— Успокойтесь, Иван Ильич. Ничего страшного в том, что произошло с вами, я не вижу. Выпили, так ведь это с любым может случиться.

И он рассказал: утром на аэродроме его встретил первый секретарь Представительства С. Днем они работали, а вечером С. пригласил его домой на ужин. После ужина он пошел в отель, но в темноте ушел в другую сторону. Поняв это, сел в такси и назвал шоферу отель. Может, шофер его не понял, или недобросовестным человеком оказался, только они выехали за город. Тут Иван Ильич попросил остановиться. Выйдя из машины, прислонился к столбу и стал думать: «Как быть дальше?» Через несколько минут подошла полицейская машина. Полицейские были корректны. В полиции дали ему щетку костюм почистить. «Столбы в Женеве, оказывается, не каждый день моют, пиджак у меня с одной стороны был серым», — тут он первый раз улыбнулся.

— Иван Ильич, я о вас много хорошего слышал, а сегодня и лично познакомился, чему искренне рад. Дежурный проводит вас в нашу гостиницу. Отдохните, а утром напишете объяснение по поводу случившегося, и в 9.00 приходите ко мне. Пишите все, как вы мне рассказали, а потом зайдем к Зое Васильевне. Все будет в порядке. Не переживайте.

Он встал и пошел к двери, но вдруг обернулся и спросил:

— Скажите, мне показалось или действительно при въезде в Представительство я видел мужчину в куртке с большим меховым воротником и с автоматом на груди?

— Да, это был дежурный пограничник. Ночь прохладная, вот он и надел куртку. А автомат — табельное оружие на ночном дежурстве.

— Слава Богу, я испугался, уж не белая ли, думаю, горячка у меня.

Основания для переживаний у Ивана Ильича были, и весьма основательные. Достаточно было телеграммы посла в МИД СССР или в ЦК КПСС о том, что номенклатурный работник был найден местной полицией за городом в состоянии алкогольного опьянения и доставлен в управление полиции, как карьера его оказалась бы под вопросом. Поэтому с утра я еще раз переговорил с М.К. У полиции претензий к ночному гостю не было. Потом выслушал и выругал С., отпустившего гостя одного в отель, и пошёл к представителю.

Рассказав Зое Васильевне о происшествии с Иваном Ильичом и все, что знал о нем, сказал, что его нужно защитить от вышестоящих руководителей. Зоя Васильевна со мной согласилась и спросила: «А как?» В ответ я предложил такой вариант: выслушать Ивана Ильича, получить его письменное объяснение о случившемся. В МИД об этом ничего не сообщать, поскольку представитель не обязан этого делать, тем более что Иван Ильич — сотрудник другого ведомства. Я же, хочу того или нет, обязан информировать свое руководство о всех фактах задержания местными силовыми структурами советских граждан. И если у кого-то там возникнут по этому делу вопросы к представителю, Зоя Васильевна может сказать, что, по ее мнению, достаточно было по этому делу информации «соседей». Мы в своем сообщении скажем, что проведенной проверкой изложенные Иваном Ильичом сведения о его задержании полицией полностью подтверждались, что он вел себя достойно и претензий ни у посла, ни у нас, ни у полиции к нему нет, и информировать по этому делу другие органы полагаем нецелесообразным. «Уж очень не хочется ставить заслуженного и достойного человека в неудобное положение», — сказал я в заключение. Зоя Васильевна согласилась.

Беседа у представителя прошла, можно сказать, в «атмосфере дружбы и взаимопонимания».

Иван Ильич еще много раз бывал в Женеве, и всякий раз мне первому наносил визит. Лет в 70 он ушел на пенсию и до сих пор трудится, только теперь на ниве преподавательской.

Почему в данном случае полиция так деликатно обошлась с пьяным иностранцем? Ответ на этот вопрос мне дал комиссар полиции: «Потому, что он достойно вел себя. У полицейских собачий нюх, как на плохих, так и на хороших людей. Они поняли, что перед ними порядочный человек, где-то случайно перебравший. И, главное, пожалуй, его принадлежность к вашему Представительству. В Женеве знают, любят и уважают мадам Миронову, а полиция хорошо знает вас. Вот и все». Честно скажу, комплимент комиссара я выслушал с удовольствием.

* * *

Женевцы гордятся тем, что являются гражданами Республики и кантона Женева. Они законопослушны, любят свою страну и заботятся о ней. Свидетельства тому — на каждом шагу. В городе стерильная чистота. Никто не сорвет цветок, не сломает ветку, не бросит окурок на тротуар, никто не пройдет мимо замеченного нарушения порядка, сломанного телефона. О любом непорядке швейцарец тут же сообщит в соответствующую службу. И свои действия в подобных случаях они рассматривают как выполнение гражданского долга и проявление патриотизма. При этом обязательно назовут себя, сообщат номер своего телефона и выразят готовность, если в этом возникнет необходимость, оказать помощь в расследовании того или иного дела. Получается, что каждый швейцарец — добровольный потенциальный доносчик? Да! Так и есть. Для власти, контрразведки, полиции это хорошо. А вот для иностранца эта черта швейцарского характера может обернуться тяжкими последствиями.

Пишу о швейцарцах, и на память пришел один интересный случай. Заместитель Зои Васильевны О. в воскресенье пригласил приехавших из Москвы друзей на пикник. В поисках подходящего места свернули с дороги и в тихом укромном месте начали жарить шашлыки. А когда уселись за стол, кто-то разглядел за кустами непонятное строение. Пошли посмотреть. Там оказался ДОТ времен Второй мировой войны. Он был обнесен забором из колючей проволоки, калитка в заборе — на замке. Все говорило о том, что ДОТ законсервирован. Сразу за ДОТом была граница с Францией.

Наши «туристы» тут же схватились за фото- и кинокамеры. Все это видел какой-то швейцарец. С ближайшего телефона он позвонил в полицию и в протокольную службу правительства кантона, рассказав, что видел, как иностранные дипломаты фотографировали «военный объект».

В понедельник в 9.00 у меня зазвонил телефон: комиссар полиции просил срочно приехать к нему по важному делу. По его голосу и интонациям я понял, что случилось что-то серьезное.

Поздоровавшись, комиссар сказал, что по сведениям, полученным от ряда швейцарских граждан, в прошедшее воскресенье группа советских дипломатов на автомашине №… прибыла на швейцарско-французскую границу и фотографировала там законсервированный военный объект швейцарской армии, что является недружественным актом с их стороны по отношению к стране пребывания. Он добавил, что правительство Женевы поручило ему провести расследование данного происшествия, а службе протокола кантона — подготовить ноту протеста.

Сделав паузу, уже другим, менее официальным, тоном он добавил: «Я беседовал с начальником службы протокола. Он решил до выяснения всех деталей дела ноту советскому Представительству не направлять. Я прошу вас выяснить, кто был около ДОТа, почему они там оказались, изъять и передать мне фотопленки: на них военный объект Швейцарии».