— Не знаю… Оценки их действий. Жалобы. Рапорта…

— Вы серьезно? Неужели вы действительно ждете от меня чего-то подобного? Вы представляете себе, чем бы это обернулось для нас обоих? Неужели вы думаете, что это могло бы привести к чему-то хорошему? Мы добились бы только того, что нам обоим не поздоровится.

Брайан задумался ненадолго. Возразить было нечего. Ларри был прав.

Тогда он достал из кармана второй конверт и положил его на стол Дайзенхоллу. Тот подался назад и непроизвольно отдернул руки.

— Господи, это еще что?..

— Заявление об увольнении, — сказал Брайан.

Последним человеком, которого они повстречали к западу от Басти, была дородная китаянка, как раз закрывавшая заправку «Синопек». Колонки были уже отключены, и ей пришлось включать их заново. Пока обе машины заправлялись, она с неистребимым кантонским[23]акцентом пыталась втолковать доктору Двали, что ехать дальше в пустыню — чистейшее безумие. Там, по ее словам, никого уже не осталось. Наладчики с буровых, персонал трубопроводов, даже нищие гастарбайтеры, не успевшие получить обещанного вознаграждения, — все перебрались на восток еще после первого выпадения пепла.

— Там было еще хуже, — сказала китаянка.

— В каком смысле хуже?

— Во всех. И землетрясения.

— Землетрясения?

— Толчки. Много повреждено. Все это придется чинить, когда можно будет обратно. Если можно будет обратно.

Двали нахмурился.

— Нам надо бы попасть на западное побережье, — сказал Турк. — Короче говоря, на тот край пустыни.

— Глупее способа добраться туда не придумаешь.

Турк пожал плечами, но возразить ему было нечего.

* * *

Под выгоревшей на солнце стеной заправки скопился изрядный вал инородной пыли, перемешанной с песком. С юга дул сухой и жаркий ветер. Лизе подумалось, что весь этот мир словно посыпан тальком. Она размышляла над словами Турка: западное побережье, другой край пустыни. Ей представились волны, разбивающиеся о камни, редкие траулеры, стоящие на якоре в естественных бухтах, дождь, зелень, запах моря. Но видела она перед собой только безжалостный, опаленный солнцем горизонт.

«Глупее способа добраться туда не придумаешь». Да уж — что правда, то правда.

* * *

Весь долгий путь Сьюлин Муа внимательно наблюдала за тем, как ведут себя с мальчиком Аврам Двали и Анна Рэбка.

Заботилась о нем в основном миссис Рэбка. Мать, хоть и ставшая матерью почти вопреки собственной воле. Двали держался более отчужденно — с некоторых пор Айзек и сам избегал его, — и все же его взгляд опять и опять обращался на мальчика.

Двали — идолопоклонник, думала Сьюлин. Боготворящий чудовищное. Он верит, что у Айзека и вправду в руках ключи… к чему?.. К «контакту с гипотетиками»? Эта наивная и прямолинейная цель давно уже всерьез не обсуждалась. Решающий скачок познания. Интимная связь с безграничным могуществом, сотворившим мир горний и дольний. Двали хотел видеть в Айзеке если не бога, то избранника, — и ему хотелось коснуться хотя бы полы его одежды, чтобы и самому сделаться осиянным.

А она? Чего она хотела от Айзека?.. Кроме того, что когда-то хотела помешать его рождению. Это и было целью ее бегства из Марсианского посольства в Нью-Йорке: предотвратить на Земле такого рода трагедии. Она ушла в тень, будучи не всегда желанной гостьей в земных коммунах Четвертых, жившей за счет гостеприимства хозяев и при этом осуждающей их нравы. Не поклоняйтесь гипотетикам: они не боги! Не придумывайте никаких воображаемых мостов между ними и нами: этих мостов никогда не удастся навести. Мы уже пробовали. И в результате пришли к тому, что иначе как преступлением не назовешь. Мы принесли в жертву человеческую жизнь. И наши благие намерения привели только к страданиям и смерти.

Дважды в ее земных странствиях ей удалось предотвратить подобные проекты. Две радикальные коммуны Четвертых — одна в Вермонте, другая в датской деревне — были на пороге осуществления своих замыслов по со зданию детей «двойной природы». В том и другом случае Сьюлин прибегла к помощи более консервативных общин и к собственному авторитету марсианской Четвертой, чтобы не дать этому свершиться. Но здесь она не сумела этого. Опоздала на целых двенадцать лет.

И все-таки она настояла на том, чтобы сопровождать ребенка в пути, который, без сомнения, окажется для него последним, — хотя могла бы направиться в любое другое место и заниматься тем же, чем прежде. Почему? Захотелось проверить себя, не поддастся ли она так же, как док тор Двали, обольстительному соблазну «контакта» — хотя и понимала всю его невозможность и абсурдность? Нет — скорее потому, что услышала от Айзека несколько слов на языке, которого тот никак не мог знать.

О чем ей и было сказано. Она действительно его боялась.

* * *

— Как вы считаете, — спросил Турк, — стоит принимать всерьез то, что эта женщина говорила о землетрясениях?

Он ехал вместе с Двали в головной машине. За рулем сидел Двали. Ветер продолжал разрисовывать дорогу змеистыми пыльными следами, но большую часть пепла уже унесло, или же он впитался в землю — как та хлопающая штука вошла в тело Айзека.

До границы владений нефтяных концессий оставалось ехать еще сутки. Место назначения, отмеченное на карте, находилось в паре сотен миль к западу.

— Не вижу причин ей не доверять, — сухо сказал Двали. — А в новостях что-нибудь было об этом?

Всю дорогу Турк непрестанно слушал радио, держа наушник в одном ухе.

— О землетрясениях — ничего. Кто их знает, может, еще будут. — В устах Турка это «может» означало примерно то же, что, может, там в пустыне есть и гномы, и динозавры. — А вот про пепел много говорят. Как, по вашему мнению, он может выпасть опять?

— Понятия не имею, — сказал доктор Двали. — Кто тут может что-то предугадать?

«Разве только Айзек», — подумал Турк.

* * *

Они остановились на ночь в заброшенном мотеле с автомагазином и заправкой, рассчитанном на дальнобойщиков и совершенно обезлюдевшем.

Почему — нетрудно было понять. Фантастические цветы свешивались гирляндами с крыши — ярко размалеванные, трубчатые, уже истлевшие. Поначалу они были не столь уж невесомы, судя по тому, что крыша просела в нескольких местах. И это было далеко не все. Сплетения синих побегов проникли в помещение ресторана и покрыли причудливой вязью толстых и тонких нитей все в радиусе нескольких ярдов от двери — пол, потолок, столы, стулья, тележку официанта. Они тоже пребывали на грани распада — стоило к ним прикоснуться, как они превращались в омерзительно пахнущий порошок.