поворотным моментом в холодной войне и что Ватикан начнет тесно сотрудничать с американцами. К тому же Польша окончательно перешла в советскую сферу влияния, а значит, американцы будут менее склонны откликнуться на варшавский запрос об экстрадиции. Охота на бывших нацистов выдыхалась. «Не сказать, что в 1949 году Польша перестала интересоваться Вехтером, — объяснил профессор Года, — но интерес проявлялся существенно меньший, чем три года назад».

Из всего этого следовало, что в 1949 году американцы «необязательно стали бы искать Вехтера, во всяком случае, не для передачи его полякам»; но Отто этого, скорее всего, не знал. Он был склонен «верить, что ему грозит арест и кара вплоть до убийства».

Убийство? Возможно, но маловероятно, уточнил профессор Года. Советы порой убивали — профессор напомнил дело Степана Бандеры, вождя украинских националистов, уколотого перед его мюнхенским домом отравленным острием зонтика; это, правда, произошло спустя много лет. Он усомнился в том, что Советы стали бы травить Отто за его дела военных времен; другое дело, если бы они решили, что он «занялся политическими махинациями».

На самом деле Советы предпочитали ловить бывших нацистов, чтобы превращать их в оружие для своей борьбы с западными немцами и с американцами. Профессор Года привел пример офицера СС Фридриха Панцингера, пойманного Советами, но не отданного под суд. Вместо суда его завербовали и заслали на Запад для проникновения в зарождавшуюся разведку Западной Германии, главой которой был бывший генерал вермахта Рейнхардт Гелен[734]. Панцингер не оправдал надежд: он поведал немцам о затее Советов, после чего покончил с собой. Возможно, он был подсадной уткой, размышлял профессор Года, ведь к тому времени Советы уже проникли в разведку Западной Германии при помощи других бывших эсэсовцев.

К моменту приезда Отто в Рим работа Корпуса поменяла направление: два года структура охотилась за нацистами, чтобы отдавать их под суд, а теперь видела в них объекты вербовки. Отто мог бы стать при помощи Корпуса полезным союзником в борьбе с Советами, сотрудником разведки Западной Германии, как это случилось с другими бывшими чинами СС, СД и гестапо. Примером может служить Хёттль[735], привлеченный к сотрудничеству Томасом Лусидом и в дальнейшем пытавшийся работать на Западную Германию. По мнению Годы, Хёттль, «по всей видимости», был также и советским агентом.

Как и профессор Кертцер, Года сомневался, что Отто могли убить американцы: «Мне трудно привести хотя бы один пример убийства американцами бывшего нациста». Американцы разоблачали их или же снабжали проездными документами, но об убийствах он осведомлен не был.

Почему же тогда Отто утверждал, что его отравили американцы, как явствует из воспоминаний Худала? Это было голое предположение, ответил профессор Года. «То, что Вехтер верил в отравление, — продолжил он, — не значит, что его и вправду отравили».

— А то, что епископ написал в мемуарах про слова Отто об отравлении, не значит, что Отто на самом деле это говорил, — подхватил я.

— Вот именно.

Мог ли отравить Вехтера немец, работавший на американцев?

— Это уже интереснее, — сказал профессор Года и выдвинул предположение о возможности еврейского возмездия. Гуляло множество теорий заговора, подпитываемых тем фактом, что среди людей, допрашивавших и преследовавших нацистов, было много евреев.

А как насчет отравления немцем, работавшим на американцев и одновременно, в качестве двойного агента, на Советы?

— Тоже интересный вариант, — сказал профессор Года.

Он уже искал документы об Отто в различных американских архивах. Дела с его фамилией в ЦРУ как будто не было[736], но в Национальном архиве США упоминалась папка, собранная Корпусом контрразведки. Профессор заказал копии. «В папке могло ничего не оказаться, кроме карточки, — рассуждал профессор, — а могло найтись и полное личное дело с подробностями о других упоминавших его источниках. Это могло быть и досье на беглеца, открытое еще в 1946 году. Если же Вехтер был связан с Хёттлем, то могло быть и так, что в досье найдется лишь упоминание о Вехтере, а прочие документы касаются уже самого Хёттля или других». Профессор пообещал переслать мне дело Отто, как только его получит.

Наш пространный разговор побудил Году вернуться к уже доступным ему рассекреченным делам. В нескольких из них шла речь об одном интересном немце, активно действовавшем как раз во время нахождения Отто в Риме. Немца звали Хартман Лаутербахер. Эта фамилия почему-то показалась мне знакомой. Я снова обратился к бумагам Шарлотты.

Лаутербахера нет ни в списке адресов Отто, ни в его дневниках, ни в письмах к Шарлотте и от нее. Зато это имя фигурирует в одной газетной вырезке, из-за чего оно и задержалось в моей памяти. Газета «Унита» сообщала, что некто Лаутербахер присутствовал на первых похоронах Отто на кладбище Кампо Верано. В статье Лаутербахер характеризовался как представитель «сливок СС».

Профессор Года пообещал собрать рассекреченные документы по Лаутербахеру и передать их мне. В них могли оказаться имена или иные подробности, которые мы могли бы сверить с контактами Отто.

39. Лаутербахер

В ожидании досье на Хартмана Лаутербахера я вернулся к бумагам Шарлотты, чтобы проверить, упомянуто ли в них это имя. Я нашел всего одно упоминание — в расшифровке ее записанного на магнитофон разговора с историком Ханс-Якобом Штеле (пленка № 10). Разговор идет на фоне голосов Хорста и его сестры Трауте, всегда готовых броситься на защиту матери. Всего за час они со Штеле затронули всю жизнь Отто: ранние годы, Июльский путч, убийство Дольфуса, бегство из Австрии, Краков, шахматы с Гансом Франком, визит итальянского писателя Курцио Малапарте, Лемберг, Гиммлера, Италию, Буко и Кальтенбруннера.

Шарлотта жаловалась историку на неполноту своих воспоминаний: «В молодости я была так активна, что этот исторический период проспала»[737]. У нее хватало времени только на Отто и на его работу. В беседе был затронут последний проведенный ими вместе период в Больцано.

Он хотел ехать дальше в Рим, поведала Шарлотта Штеле, после того как пожил у женщины, с которой «столкнулся». Имелась в виду Нора.

— Зачем ему понадобилось ехать в Рим?

— Потому что там у него было много знакомых.

— Кто именно? — поинтересовался Штеле.

— В Риме он знал… — Шарлотта умолкла, то ли собираясь с мыслями, то ли забыв, что собиралась сказать. — Сейчас уже не скажу, наверняка это был кто-то, связанный с рейхсюгендфюрером.

Как понял герр Штеле, подразумевался Бальдур фон Ширах, глава гитлерюгенда.

— Лаутербахер? — тут же пожелал уточнить он, вспомнив фамилию заместителя фон Шираха.

— Лаутербахер, — неспешно подтвердила Шарлотта. — Дада, скорее всего, он.

Штеле спросил, от кого исходил совет перебраться в Аргентину. Шарлотта ответила,