Решив отчасти солгать, я зло скривилась и сказала то, о чем уже знал Балавар и, возможно, остальные офицеры фрегата «Молния». То, что смог бы узнать и Камаледдин в приватной беседе с ними, если бы проявил побольше гибкости и терпения.

– Убил?

Реакция эфенди была невероятно схожа с реакцией первого помощника капитана – мужчина недоуменно моргнул, нахмурился и даже головой помотал, словно отказывался это слышать.

– Убил?!

– Верно. – Хмыкнула я, решив, что откровений достаточно. – На этом все, больше мне сказать нечего. И если ты действительно хочешь стать мне не только наставником, но и другом, впредь прошу воздержаться от вопросов по данной теме. Мне они неприятны. Думаю, тебе в самом деле стоит прилечь, выглядишь бледновато. Я буду на марсе.

И пока демон пытался прийти в себя, развернулась и поторопилась обратно на мачту, фактически сбегая от неприятного разговора.

Интересно, какие выводы сделает этот чересчур умный демон?

Лишь бы не те, которые мне навредят.

И, черт возьми, почему ему не жилось спокойно при дворе магараджи? Лапал бы дворцовых девок и не лез бы ко мне со своим наставничеством! Нет, вздумалось ему в сыщика поиграть!

Эф-ф-фенди чертов!

Убили? Маленькую махеши не просто напугали, а убили?

Провожая остекленевшим взглядом убегающую девушку, демон все никак не мог уложить в голове довольно серьезное заявление Ули.

Могла ли она сейчас солгать?

Что-то внутри него подсказывало, что нет. Нет. Именно это было правдой. Той правдой, которая ее очень пугала и которую она ни в коем случае не хотела озвучивать.

Но он ее вынудил.

За язвительным тоном скрывался страх. За вызывающим взглядом – боль. За безобразным поведением – желание отстоять свою суть, которую едва не потеряла.

Девочка…

Камаледдин зажмурился и обхватил ладонями виски, в которых вновь неприятно кольнуло. Концы не сходились.

Разве смерть не забирает душу? Или она умерла не окончательно? Или маг смог ее вернуть и погиб именно из-за этого?

Вопросы, вопросы, вопросы.

И что самое гадкое – вряд ли сама Уля знает на них ответы, иначе вела бы себя иначе.

Или знает?

Открыв глаза, демон моментально нашел взглядом Ульяну. Девушка, как и обещала, вновь сидела на марсе грот-мачты и… рисовала?

Прищурившись, Камаледдин всмотрелся внимательнее. Точно. Рисует. Необычно…

Так, ладно. Пусть рисует.

А ему действительно необходимо прилечь. Новые вопросы плодились в голове со скоростью штормовых порывов, отчего эта самая голова болела все сильнее. Да и внутри до сих пор потряхивало от чудовищного разряда молнии, не только пронзившего его тело насквозь (и, кажется, выдавшего всю его подноготную Ульяне, Бездна!), но и снесшего все его личные защиты.

Именно от срыва личных защит он потерял сознание, не иначе.

Странно. Очень странно…

Глухо рыкнув, Камаледдин с досадой потер виски, которые уже разламывались от боли, и, стараясь не шаркать ногами, как семисотлетний старик (хотя хотелось!), потихоньку побрел в свою каюту.

Хотелось надеяться, что к вечеру это отвратительное состояние пройдет и он сможет думать и размышлять более внятно.

Очень хотелось надеяться…

На марс я взобралась уже как на родной насест. Немного постояла, периодически кося одним глазом на пришибленного моим признанием демона, присела, осмотрелась. Взгляд остановился на бумаге и мелках, подтолкнул к мысли, и я решила: а почему бы и нет?

Все равно надо хоть чем-то занять остаток дня.

Особых мыслей о сюжете не было, поэтому я несколько минут просто сидела и смотрела на лист, прокручивая в голове последние моменты общения. Не слишком ли я перегнула палку?

Но, черт побери, я не могу думать наперед, когда рядом этот демон! Эмоции, сплошь эмоции и нервы. И лишь спустя пять, десять, пятнадцать минут приходит осознание, что необходимо быть мягче, изворотливее и умнее.

Н-да…

Вновь покосилась на Камаледдина и отметила, каким потерянным и угнетенным тот выглядит. Бедняга. Не ожидал.

Сама не ожидала, что решусь.

С легкой досадой поморщилась, отгоняя мысли о сожалении, а затем с удивлением констатировала, что рука уже двигается, нанося пока скупые, но многочисленные штрихи на бумагу.

Массивная фигура, поникшие крылья, опущенные плечи – все это я обозначила буквально двумя десятками штрихов, сосредоточившись на его лице и глазах.

Минимум шрамов. Лишь легкий намек, не более. А вот глаза… В них сосредоточилась вся его душа. Большая, как и он сам. Непростая. Упрямая, дикая, многогранная. Истинно мужская.

Стараясь не показывать виду, что рисую именно его, я как могла смотрела вбок, но при этом зарабатывала стойкое косоглазие, стараясь не упустить ни единой, даже самой легкой тени.

Набросок, не более.

Но даже в нем уже была видна суть эфенди.

Да, сложно нам будет пережить этот период наставничества.

Неожиданно Камаледдин развернулся и, тяжело ступая, отправился вниз. Наверное, в каюту, как и хотел. Неудивительно, я даже сверху вижу, насколько ему плохо после обморока. Причем я так и не поняла, чем он вызван.

Включить логику? Проблематично.

Строить догадки? Бессмысленно и неблагодарно.

Лучше порисую.

Перевела взгляд на портрет, оценила результат и чуть подправила изгиб губ демона, сделав его более нейтральным, а не таким грустным, как раньше.

Грустный демон…

Нонсенс.

Эх, Ками, Ками… Чем же ты меня так цепляешь, что все мои мысли теперь только о тебе?

Любовь? Нет, однозначно.

Влюбленность? Мм… Сомнительно.

Интерес? О да!

Но к чему?

К надежде на то, что он действительно сможет помочь?

Уля, уймись, прекрати фантазировать и сними наконец эти глупые розовые очки. Такая взрослая, а такая наивная. Не тебе он помочь хочет, а себе.

Улыбка стала грустнее и язвительнее, лист с портретом отправился в самый низ, а мысли переключились на морской пейзаж. Лучше так. Намного лучше.

Для души спокойней.

Рисовала я до самых сумерек, отводя душу, и к вечеру более или менее приноровилась к местной акварели. С полутонами пока получалось не очень, но я не оставляла надежды, что это лишь дело времени. Это как езда на велосипеде – разучиться невозможно. Просто надо привыкнуть.