Команды тоже не остались без угощения.

В полдень адмиралы созвали собрание в доме графа Марки, чтобы избрать управление острова.

Внизу, под окнами, на громадной площади стояли зантиоты, ожидая результатов собрания.

Когда им объявили, что они сами станут управлять островом, площадь заволновалась. Поднялся невероятный шум и крики. Но в криках почему-то не слышалось ни одобрения, ни радости.

Ушаков вопросительно глянул на Метаксу:

– Чем они недовольны? Чего еще хотят?

– Они хотят присоединения к России!

Ушаков невольно глянул на Кадыр-бея. Турецкий адмирал сидел, насупив густые черные брови. Махмут-эфенди, иронически улыбаясь, шептал ему что-то на ухо.

К Ушакову подошел обрадованный граф Марки:

– Ваше превосходительство, вы слышите: они хотят присоединения к России.

Ушаков свирепо посмотрел на графа:

– Это невозможно. Разъясните им, пожалуйста! – и отвернулся к Метаксе.

На балкон к волнующемуся народу вышел граф Марки.

Он что-то очень горячо говорил зантиотам, но его не слушали и перебивали криками. Марки вернулся, разводя руками.

– Они не хотят ни о чем слушать! – перевел Федору Федоровичу Метакса.

– Тогда пойдем! – поднялся адмирал и быстро зашагал к балкону.

Так он ходил по шканцам в самую трудную минуту боя.

Махмут-эфенди кивнул своему драгоману – он говорил по-английски и по-французски, но не понимал по-русски – и пошел к балкону.

Как только на балконе показался прославленный русский адмирал, по всей площади прокатился гул одобрения и крики радости. Толпа кричала «ура», в воздух летели шапки и платки.

Ушаков поднял руку. Все стихло.

Адмирал медленно говорил, а Метакса переводил.

Ушаков благодарил зантиотов за их добрые чувства к России и русскому народу, но сказал, что Россия верна своим обещаниям и договорам. Он доказывал зантиотам все преимущества свободного, независимого существования. Он говорил, что было бы нелепостью, освободив остров от французов, навязывать ему кого-либо другого.

– Мы пришли не завоевывать, а освобождать! Мы пришли к вам не владычествовать, а охранять. Мы не повелители ваши, а друзья и товарищи! – закончил Ушаков и ушел в комнату.

Секунду площадь молчала, а потом раздались крики: «Ура!» и «Зито[82] Ушаков!».

Махмут-эфенди подошел к Ушакову и, улыбаясь, сказал по-турецки:

– Вы не только храбры как лев, но и мудры как змея!

«Ну, положим, змея – это ты», – подумал, сухо поклонившись, Ушаков: он не любил этого поклонника англичан.

Зантиотам ничего не оставалось делать – они принуждены были избрать правителей.

Временное правление острова Занте пожелало вознаградить своих освободителей деньгами. Турки охотно взяли предложенные им три тысячи пиастров, но капитан Шостак наотрез отказался принять такой подарок.

Еще будучи на Занте, Ушаков отправил три отдельные, небольшие эскадры: Поскочина – занять острова Кефалония и Итака, Сенявина – овладеть островом Св. Мавры, капитана Селивачева – блокировать остров Корфу.

20 октября капитан Поскочин прислал мичмана с известием о том, что остров Кефалония освобожден от французов, и передал адмиралу французский флаг и крепостные ключи.

– Я-то думал: ключи от крепости красивые, а они вон какие! Ровно от господского амбара! – разочарованно сказал денщик Федор, подходя к адмиралу, рассматривавшему ключи.

Через три дня союзные суда вошли в Кефалонскую гавань.

Капитан Поскочин приехал к адмиралу с докладом. Он привез пленного коменданта крепости полковника Ройе, который очень просил свидания с адмиралом.

Выслушав доклад Поскочина, Федор Федорович сказал:

– Ну, пусть входит француз. Что ему надо?

В каюту ввели небольшого, поджарого человека. Он с независимым видом поклонился русскому адмиралу и стал что-то быстро говорить, указывая на Поскочина.

– О чем он так горячо? – посмотрел Ушаков на адъютанта Балабина, знавшего французский язык.

– Ваше превосходительство, он очень благодарит капитана Поскочина, называет его спасителем французов.

– Почему? За что?

– За то, что он спас их от мщения греков. Кефалонцы, помогавшие нашим обезоруживать французов, ругали их, держали, как преступников, связанными, издевались. Он говорит: так не обходятся с образованными людьми!

Француз запальчиво сказал последнюю фразу и гордо смотрел на русского адмирала.

Этот самоуверенный, нахальный тон возмутил Федора Федоровича.

– Вы называете себя образованными, но ваши деяния говорят о другом, – сказал Ушаков, обращаясь непосредственно к самому Ройе, забыв, что он не понимает по-русски.

Балабин быстро перевел.

– Я вел себя, как подобает французскому офицеру! – заносчиво ответил Ройе.

– Я вам докажу, что не так! – стукнул по столу адмирал.

– Я буду вам весьма признателен, – поклонился полковник. – Назовите, что я сделал, порочащее честь мундира?

Ушаков даже встал: этот напыщенный франт не понимает главного, а еще полковник!

– Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров! Вы не сделали ничего для сопротивления. Вы не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни единой пушки! А что касается ваших жалоб на греков, то как аукнется, так и откликнется! Поведение же капитана Поскочина меня не удивляет: всякий русский офицер поступил бы, как он! – И адмирал повернулся к Поскочину.

Полковника увели. Он был смущен и удивлен.

Француз никак не ожидал, что русский адмирал станет упрекать его за то, что он плохо воевал с ним же!

Дожди задержали союзников в Кефалонии. Только 28 октября, при тихом южном ветре, союзники покинули залив.

Ушаков торопился к Корфу. Предстояла самая ответственная, решающая операция.

На пути они встретили посыльное судно с письмом от Сенявина.

Отправляя к острову Св. Мавры капитана 1-го ранга Дмитрия Николаевича Сенявина, самого талантливого из своих боевых офицеров, Ушаков, как всегда осмотрительный и осторожный, написал в ордере:

«Ежели можете предвидеть сильное с противной стороны сопротивление, на такой случай тотчас извольте прислать ко мне уведомление…»

И вот теперь Сенявин сообщал, что на острове Св. Мавры пятьсот человек гарнизона заперлись в крепости, имеют большую артиллерию и много припасов и оказывают упорное сопротивление. Крепость с двух сторон окружена морем, а с двух – широкими рвами. Ушаков посоветовался с Кадыр-беем. Они решили сначала покончить с крепостью на острове Св. Мавры. Ушаков взял с собою два корабля и два фрегата русские и два корабля и один фрегат турецкие, а остальным приказал идти к Корфу для усиления блокады.