Я немножко постояла, глядя на них с Александром. А потом подумала: ну что я могу им сказать?

Молча повернулась и ушла — подальше от зала, где веселятся и празднуют помолвку, подальше от этих двоих, так бездарно потративших свою жизнь. Ведь они когда-то предали Королевство и предали Оберона, а из предательства никогда ничего хорошего не получится. Тут уж, как говорится, «к гадалке не ходи»…

Вот одного я не понимаю. Как у Оберона мог вырасти такой жалкий сын?

Замок пустовал, только кое-где стояла охрана. Стражники переминались с ноги на ногу: они бы рады сейчас веселиться со всеми, но — нельзя, служба. Одного-двух я узнала. Прочие узнавали меня и брали «на караул», стоило мне появиться в конце коридора.

Я поднималась всё выше, пока не нашла комнату, в которой меня поселили. Здесь я раздвинула занавески, открыла окно и уставилась на далёкое море.

Медленно поднималась луна. Тянулась по морю лунная дорожка. Нежно поскрипывали сверчки. Шелестели сосны там, внизу, ветер приносил от них всякие заманчивые запахи. Наверное, в лесу и грибы есть, и ягоды, и зверье… Да о чём я думаю! Ночью там полно волшебных созданий, русалки и лешие, крылатые жуки в широкополых шляпах, светлячки с настоящими фонариками в тонких ручках, и каждое дерево говорит… вот бы пойти и посмотреть!

Пролетела в безмолвии хищная птица. Сова, что ли? Ох, какой-нибудь мыши сегодня не поздоровится…

Я поставила на подоконник локти, подбородком упёрлась в сцепленные ладони. Из головы не шли слова Эльвиры: «Интересно только, где он возьмёт пятого принца!»

Через несколько дней всё Королевство будет праздновать четыре свадьбы. И не только Королевство. С островов, наверное, явится на свадьбу сына новоявленный король Охра Костегрыз. Оберон сказал, что Охра под страхом смерти запретил своим подданным есть врагов, на островах возможны бунты, поэтому король не сможет пробыть в гостях больше двух-трёх дней…

Я вздохнула. Все пляшут и радуются, а между тем ничего ещё не решено. И Стелла рано или поздно поседеет… И ведь в чём несправедливость: почему именно Стелла?! Почему эти самодовольные, упрямые, себялюбивые девки получили прекрасных (в общем-то) мужей, а Стелла осталась одна — обойдённая, униженная?

И что будет с Обероном?

Мне захотелось плакать. Стояла ночь, крики гуляк слышались откуда-то из дальней дали, меня никто не видел, кроме совы, снова пролетевшей под окном. И я заплакала.

Мне было страшно вспомнить наше путешествие. И я жалела, что оно так быстро кончилось. Потому что путешествовать с Уймой оказалось почти так же здорово, как сражаться бок о бок с Обероном и Гарольдом. Наш путь никогда не повторится: Уйма женится и уедет к себе на острова — помогать отцу усмирять кровожадных подданных. А я должна буду вернуться за Ведьмину Печать — одна… От такой мысли просто мороз по коже, но отступать некуда. Надо идти, ничего-ничего. Одного принца совсем легко добыть. Только не чуму, нет. Ни в коем случае не Принца-чуму.

А если он притаился по ту сторону Печати и только и ждёт, когда я вернусь?

И как хочется к маме. И как я соскучилась по Петьке и Димке, и даже по отчиму немножко соскучилась. И жалко, что нет рядом Макса Овчинина, он славный парень, а я наговорила ему гадостей. Только ради этого стоит вернуться домой — чтобы перед ним извиниться, я просто должна это сделать!

Так я раздумывала и плакала одновременно от страха и облегчения, от усталости, от тоски, когда по комнате прошёлся ветер, и кто-то большой и сильный остановился у окна за моей спиной.

— Лена?

Я наскоро вытерла глаза и только потом обернулась:

— Да, ваше величество?

— Что скажешь?

Я собралась с духом.

— Я виновата перед вами и прошу прощения. Я понимаю, почему вы не хотели, чтобы я туда ходила. Там страшный мир, очень страшный и гадкий, но я… я должна ещё раз туда пойти. Привести последнего принца, для Стеллы.

Он долго молчал. Наконец заговорил, и от звука его голоса у меня мороз продрал по коже:

— По какому праву ты, маг дороги, взялась выполнять за меня моё Обещание?

У меня язык прилип к гортани.

— Почему ты сочла себя вправе рисковать своей жизнью ради клятвы, которую я дал в здравом уме и твёрдой памяти? Или я ребёнок, неспособный позаботиться о себе? Или я дурак, который не ведает, что творит?

— Нет, нет, ваше величество!

— Нет? А ты знаешь, что случилось бы, если бы вы с Уймой погибли? Я казнил бы Гарольда. Он об этом знает.

— А? — у меня ноги разъехались, как у телёнка, я мешком сползла с подоконника.

— Да! Ваш поступок ещё кое-что прояснил — Гарольд не может быть королём. Он не понимает некоторых вещей. И я не уверен, что он их поймёт с годами. Что было бы, если бы ты погибла?! Представь: мне осталось жить несколько лет, наследника нет и не предвидится, впереди — нарушение Обещания… Что было бы с Королевством? Вернее, так: что сталось бы с миром, в котором больше нет Королевства?!

Вот теперь я не просто плакала — я рыдала. В три ручья.

— Ваше ве… Я не… Да мне… я просто хочу, чтобы вы жили! И Гарольд тоже, потому что… Мне всё равно, что будет с обеща… Даже если вы меня проклянёте, прогоните… я всё равно добуду принца… хоть из какой дыры… потому что вы не умрёте. Я не хочу, чтобы вы умирали! Пусть меня жарят на медленном огне, но вы не умрёте!

— Старый я дурак, — шёпотом сказал Оберон. — Как я мог выдернуть тебя из твоего мира? Я думал, ты взрослая…

И он повернулся, чтобы уходить, но тут же вернулся. Постоял надо мной. Взял подмышки и поднял с пола.

— Лена… слушай. Да не реви ты… послушай меня. Ладно. Иди сюда.

Он легко вскочил на подоконник и вытащил меня за собой. Я не успела ничего понять, когда он вдруг оттолкнулся ногами и взмыл над окном, и летучая мышь, пролетавшая мимо, в ужасе шарахнулась в сторону.

Я вывалилась из окна следом за ним и повисла на его руке — на высоте десятиэтажного дома.

Он не прикладывал никаких усилий, просто плыл себе в воздухе и смотрел на луну, но любая ласточка рядом с ним казалась бы неуклюжей трудягой. Я долго не могла сосредоточиться: то висела на его руке мёртвым грузом, то начинала извиваться, как червяк на крючке. Мы были уже над городом, когда я наконец отыскала нужное настроение. Моя грудь наполнилась воздухом, я сделалась легче, ещё легче, ещё — и совсем потеряла вес, выровнялась и полетела рядом с королём-волшебником.

Он летел к морю, всё набирая и набирая скорость. Скоро ветер засвистел у меня в ушах. Я старалась не отставать, и это оказалось неожиданно легко — ведь Оберон держал меня за руку. Я летела даже быстрее, чем тогда, когда наш огненный шар снижался над землями гмурров. Я протыкала воздух, как иголка, далеко внизу мелькали огни города, потом блеснула речная гладь, потом сигнальный огонь на мачте корабля. Мы летели над морем, оно было, как сморщенный мокрый шёлк. Высоко, почти в зените, стояла ущербная луна.