Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глазах Ланы стояли слезы.
– Раньше я думала, что насилие и унижение прекратятся. Но теперь понимаю: этого никогда не будет. Тогда к чему терпеть эту боль? Не лучше ли покончить с ней раз и навсегда?
На ее руку упала слеза. Пару секунд мы обе смотрели на ее чистое, гладкое запястье с единственной слезой на нем.
Лана надавила на лезвие. Кожа вокруг него побелела. Я бросилась вперед. Увы, я опоздала. Она полоснула лезвием по запястью, затем по второму.
Ей понадобилось всего две секунды, чтобы сделать это. На лезвии не было ни капельки крови.
Нож упал на пол. Лана ахнула и посмотрела на меня. Я ожидала увидеть в ее глазах ужас по поводу того, что она сделала, но она выглядела счастливой, почти умиротворенной.
Она улыбнулась и посмотрела на кровь. Та медленно, но неуклонно поднималась из-под ее кожи и, стекая по рукам, капала на пол. Капли походили на цветные слезы.
– О господи, – выдохнула я. Оцепенев, я смотрела то на нее, то на кровь.
Жизнь медленно вытекала из Ланы. Она еще смогла поднять руку, наблюдая, как эти красные слезы стекают по ее прозрачно-белой коже.
– Все исчезает, – зачарованно прошептала она.
Я задыхалась. От вида крови меня мутило. Я задержала дыхание и шагнула вперед. Я продолжала смотреть на лицо Ланы, сосредоточив взгляд на ее губах. На них играла легкая улыбка. Я попыталась представить вокруг себя радость и смех, а не безнадежность и отчаяние.
– Лана, что ты наделала? – еле слышно спросила я.
Ее тело рухнуло на мое, как гиря. Я потянулась за полотенцем и в этот момент поскользнулась в скопившейся на полу крови. Мы обе пошатнулись и с громким стуком ударились о стену. Лана положила голову мне на плечо. Я медленно дышала, в оцепенении глядя в потолок. Моя голова пульсировала, и свет надо мной то зажигался, то гас.
Мы обе сидели в гробовой тишине. Было слышно лишь мое судорожное дыхания и слабые вздохи Ланы.
– Она была права, – наконец прошептала Лана. – Умирая, мы обретаем покой.
Я слышала, как тишину нарушает мерное попискивание мониторов. Лана лежала в кровати, отсутствующим взглядом глядя на телевизор на стене.
Я стояла у дверей ее палаты. Единственное, что не давало мне войти, – ее родители. Они примчались в десять часов утра и с тех пор сидели у Ланы. Они провели с ней уже два часа. Вместо того чтобы горестно вздыхать и выражать озабоченность по поводу состояния дочери, они молчали. На их лицах было написано отвращение и разочарование. Ее мать сжимала сумочку и теребила нитку жемчуга на шее. Ее отец выглядел не намного лучше. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд холодный, почти ледяной. Он смотрел на Лану так, будто порицал ее позорную слабость.
Я заглянула в комнату и от нетерпения машинально постучала по полу ногой. Они сидели по бокам ее кровати и смотрели в висящий напротив них телевизор. Каждые несколько секунд они моргали, словно роботы, обученные вести себя как живые люди.
На экране возникла рекламная пауза. Мать Ланы прочистила горло. Ее рука потянулась к жемчужинам.
– Оно того стоило? – спросила Лану мать.
Лана повернула голову, моргнула и проговорила медленно, но четко:
– Да, каждый дюйм.
– Для тебя это шутка?
– Абсолютно нет, – сказала Лана. – Я могу придумать более смешные и менее болезненные способы пошутить.
– Я серьезно.
– Я тоже.
– Для нее это шутка, Майкл! – взорвалась мать Ланы. Шумно дыша носом, она встала. – Для нее это все шутка. Она не заботится о том, как это отразится на ее семье. Впрочем, чему удивляться? Если она не заботится о собственной жизни, почему она должна заботиться о нашей?
– Мама…
– Я больше не могу это терпеть. – Она схватила сумочку. Прежде чем выйти за дверь, она оглянулась на мужа, а не на свою единственную дочь. – Я буду в комнате ожидания.
Она поправила ремешок сумочки и пригладила волосы, словно собиралась выйти на сцену. Если подумать, так оно и было. Стоило ей выйти за порог, как она ожила. Она играла главную роль любящей матери. Ей потребовалось немало усилий, чтобы войти в роль.
Дверь за ней захлопнулась. Я прижалась к стене, но в этом не было необходимости. Мать Ланы ни разу не посмотрела в мою сторону. С высоко поднятой головой она шла вперед, и стук ее каблуков эхом отдавался по коридору.
Я вновь заглянула в палату.
Лана смотрела телевизор. Казалось, выходка матери ее не затронула, но я заметила, что ее руки подрагивают.
Майкл же остался. Он сидел на стуле достаточно близко к дочери, его колени прижимались к ее кровати.
– Доктор сказал, что тебя выпишут через несколько дней, – сказал он.
Лана только кивнула.
– Тебе несколько раз в неделю придется посещать психотерапевта, но в целом все вернется к нормальной жизни. И когда я говорю «нормальной», я имею в виду, что ты вернешься домой… Там твое место.
Лана посмотрела на отца.
– Что?
– Тебе нужно жить дома, где мы с твоей матерью сможем присматривать за тобой, следить за тем, чтобы такое больше никогда не повторилось.
Она заморгала, и когда ее взгляд упал на отца, в нем не отразилось ничего, кроме отвращения. Я поняла, что Лана впервые осмелилась открыто бросить ему вызов.
Но я не знала, почему она выбрала именно этот момент. Возможно, попытка самоубийства не только поставила ее на грань жизни и смерти, но и убила в ней все ее страхи.
– Да пошел ты! – холодно прошептала она.
Он наклонил голову, словно решил, что ослышался.
– Что ты сказала?
– Я сказала – да пошел ты! Это все из-за тебя. – Она посмотрела на свою кровать. – А теперь уходи.
– Мы с твоей мамой пытаемся помочь.
– Мама вышла из комнаты несколько минут назад, потому что не могла смотреть на меня. Она не хочет помогать и ты тоже. Убирайся.
Ее отец, похоже, не торопился. Его щеки побагровели от гнева и растерянности. Он смотрел на дочь взглядом, полным ненависти. Дочь смотрела на него пустым немигающим взглядом.
– Я могу нажать эту кнопку, – сказала Лана, – и медсестра будет здесь через несколько минут.
Ее отец встал.
Я поспешила выйти из ее комнаты. Через несколько секунд я услышала, как скрипнула дверь. Послышались шаги. Майкл не стал убегать, как мать Ланы. Он выждал несколько секунд, прислонившись к стене и задумчиво глядя на вощеный пол, а затем вытащил телефон.
– Тим, как дела? Это Майкл. Слушай, – ее отец откашлялся и зашагал по коридору, – ты не мог бы оказать мне одну услугу…