Мистер Николс забрался на водительское сиденье, наклонился и взял Джесс за руку. Его ладонь была ледяной и мокрой.

– Танзи нужно повидаться со своим папой. – Он говорил с ней, как с трудным ребенком. – У нее был тяжелый день, и она попросила разрешения немного побыть с ним. Джесс, если это и правда его новая жизнь, Танзи обязательно должна быть ее частью.

– Но это…

– Нечестно. Я знаю.

Они сидели втроем и смотрели на ярко освещенный домик. Ее дочь сейчас там. С новой семьей Марти. Казалось, сердце Джесс вырвали из груди.

Она не сводила глаз с окна.

– А если она передумает? Она останется совсем одна. И мы их не знаем. Я не знаю эту женщину. Она может оказаться…

– Танзи со своим папой. У нее все будет хорошо.

Джесс смотрела на мистера Николса. Его лицо было сочувственным. Но голос – странно твердым.

– Почему вы на его стороне? – прошептала она.

– Я не на его стороне. – Он сжал ее пальцы. – Давайте поищем, где перекусить. Мы вернемся через пару часов. Далеко уезжать не будем и сможем вернуться в любой момент, если потребуется.

– Нет. Я остаюсь, – раздался голос сзади. – Я остаюсь с ней. Чтобы она не была совсем одна.

Джесс обернулась. Никки смотрел в окно.

– Ты уверен?

– Со мной все будет в порядке. – Его лицо ничего не выражало. – Неважно. Мне даже интересно выслушать его объяснения.

Мистер Николс проводил Никки до передней двери. Джесс смотрела на пасынка, на его длинные тощие ноги в обтягивающих черных джинсах, на то, как недоверчиво и неловко он стоял, когда дверь отворилась, чтобы впустить его. Блондинка попыталась ему улыбнуться и украдкой посмотрела на машину. Боится, наверное, рассеянно предположила Джесс. Дверь за ними захлопнулась. Джесс закрыла глаза, не желая видеть детей в чужом доме. Не желая представлять, что происходит за дверью.

А затем мистер Николс сел в машину в облаке холодного воздуха.

– Поехали, – сказал он. – Все в порядке. Не успеете оглянуться, как мы вернемся.

Они сидели в придорожном кафе. Есть Джесс не могла. Она пила кофе, больше не опасаясь, что не сможет уснуть. Мистер Николс купил бутерброд и просто сидел напротив. Она сомневалась, знает ли он, что сказать. Два часа, твердила она себе. Два часа, и я получу их обратно. Ей просто хотелось вернуться домой. Хотелось сидеть в машине с детьми и ехать прочь. Прочь от Марти и его вранья, от его новой подружки и фальшивой семьи. Все остальное ее не беспокоило. Она следила, как стрелки часов ходят по кругу. Кофе стыл. Каждая минута казалась вечностью.

За десять минут до отъезда зазвонил телефон. Джесс схватила трубку. Незнакомый номер. Голос Марти.

– Ты не могла бы оставить сегодня детей у меня?

У нее перехватило дыхание.

– Ну нет, – отрезала она, когда снова обрела дар речи. – Ты не отберешь их у меня, не так просто.

– Я всего лишь… пытаюсь им все объяснить.

– Что ж, желаю удачи. Потому что я вот никак не пойму. – Она повысила голос. Люди за соседними столиками маленького кафе поворачивали головы.

– Я не мог тебе сказать, Джесс, ясно? Потому что знал, что ты отреагируешь именно так.

– А, так это моя вина. Ну конечно!

– Мы разошлись. Ты знала это не хуже меня.

Джесс стояла. Она не заметила, как вскочила на ноги. Мистер Николс почему-то тоже встал.

– Плевать я хотела на нас с тобой, ясно? Но мы жили впроголодь с тех пор, как ты ушел, и тут вдруг оказывается, что ты живешь с другой женщиной со своим новеньким диваном и блестящей машиной и кормишь ее детей. Хотя говорил, что не можешь и пальцем пошевелить ради своих. Да, Марти, вполне вероятно, что мне это пришлось бы не по душе.

– Я живу не на свои деньги. Это деньги Линзи. Я не могу кормить твоих детей на ее деньги.

– Моих детей? Моих детей? – Она вышла из-за стола и направилась к двери, ничего не видя перед собой. Она смутно сознавала, что мистер Николс подзывает официантку.

– Послушай, – сказал Марти, – Танзи очень хочется остаться. Она явно расстроена из-за истории с математикой. Она попросила меня попросить тебя. Пожалуйста.

Джесс не могла говорить. Она стояла на холодной автомобильной парковке, закрыв глаза и сжимая телефон пальцами с побелевшими костяшками.

– К тому же я хочу уладить разногласия с Никки.

– Ты… невозможен.

– Просто… просто дай мне уладить разногласия с детьми, пожалуйста. Мы с тобой можем поговорить позже. Но сегодня, пока они здесь… Я скучал по ним, Джесс. Я знаю, знаю, все это моя вина. Я ужасно себя вел. Но я действительно рад, что правда вышла на свет. Я рад, что ты в курсе, что происходит. И я просто… хочу жить дальше.

Джесс смотрела прямо перед собой на парковку. Вдалеке мигали голубые огни полицейской машины. Заболела нога. Джесс прижала ладонь к лицу и наконец сказала:

– Дай трубку Танзи.

Короткая пауза, стук двери. Джесс глубоко вдохнула.

– Мама?

– Танзи? Милая? У тебя все в порядке?

– Все хорошо, мама. У них есть черепахи. Одна из них хромает. Ее зовут Майк. Можно мы заведем черепаху?

– Мы об этом поговорим. – (В трубке бренчали кастрюли, бежала из крана вода.) – Ты правда хочешь остаться на ночь? Это вовсе не обязательно. Просто… делай, что сама хочешь.

– Я бы с удовольствием осталась. Сюзи милая. Она обещала одолжить мне свою пижаму с героями «Классного мюзикла».

– Сюзи?

– Дочка Линзи. Это будет вроде вечеринки с ночевкой. А еще у нее есть специальные бусины, которые можно составить в узор и закрепить утюгом.

– Хорошо.

Короткая пауза. Приглушенное бормотание в трубке.

– Когда ты заберешь меня завтра?

Джесс сглотнула и постаралась говорить спокойно:

– После завтрака. В девять утра. И если ты передумаешь, просто позвони, хорошо? В любое время. И я сразу тебя заберу. Хоть среди ночи. Неважно.

– Знаю.

– Я приеду в любое время. Я люблю тебя, милая. Звони в любое время.

– Хорошо.

– Ты… ты не могла бы передать трубку Никки?

– Я люблю тебя.

– До свидания.

– Я сказал ему, что останусь, – бесстрастно сообщил Никки. – Но только, чтобы присмотреть за Танзи.

– Хорошо. Мы остановимся где-нибудь поблизости. Она… Эта женщина… Она вменяемая? В смысле, вам обоим ничего не грозит?

– Линзи? Она ничего.

– А ты… У тебя все нормально? Он не…

– Все в порядке. – Долгое молчание. – Джесс?