– Молодец, Александр!

– А он что, тоже из Краснодарского края родом?

– Нет, он местный, – вздохнул Дамир. – Тут никакой связи не прослеживается!

– Не расстраивайтесь, Александр, – улыбнулась Алла. – Связь ведь не обязательно должна быть такой же, как у Прохорова и Алехина: они могли найти человека, готового помогать за проценты от сделок, и этим человеком вполне может быть уже знакомый нам господин Прошин… Только вот это еще требуется доказать!

– Господи, у них даже фамилии похожи – Прохоров, Прошин… – отметил Антон. – Надеюсь, и сроки окажутся соразмерными!

– А вот для этого придется как следует потопать! – подытожила Алла. – И нужно обязательно выяснить, кто из детдомовцев еще получил квартиры без проблем и в том же Приморском районе, причем сделать это мы должны быстро – вдруг кого-то еще удастся спасти? Если же нет, мы получим трупы и истории, схожие с историями наших четверых бедолаг!

* * *

Мономах примчался в больницу так быстро, как только смог, и сразу рванул в палату, где разместили Горина.

– Жив я, жив! – крикнул адвокат, едва Мономах распахнул дверь, не стуча. – Не надо суеты, Владимир Всеволодович, мне просто невероятно повезло!

Горин выглядел неважнецки: под глазами два огромных синяка, переносица распухла (что, собственно, и объясняло налившиеся глаза), но в остальном, если не считать руки в бандаже, он, казалось, не пострадал.

– Как это произошло? – взволнованно спросил Мономах. – Как вас угораздило?!

– Я совершенно ни при чем, Владимир Всеволодович! – скривился Горин и тут же поморщился – на этот раз от боли, вызванной слишком активной мимикой. – Вы не представляете себе, как я осторожен: перехожу улицу только на зеленый свет и так далее, но есть, поверьте, ситуации, когда от нас ничего не зависит! Такая вот ситуация и произошла со мной буквально рядом с домом. Я, как обычно, оставил свое авто на подземной стоянке и пошел к себе. Там идти-то метров двести, да и время было не такое уж позднее, начало десятого. Иду себе и вдруг – слышу торопливые шаги за спиной и чувство, что идет, а скорее бежит, не один человек. Обернулся я, а там два молодых мужика в толстовках с капюшонами, и они явно нацелились на меня. Ну, я головой повертел, прикидывая, куда бежать, но везде открытое пространство, а народу, как назло, никого! В общем, понял я, что с моей «крейсерской» скоростью вряд ли сумею оторваться, и решил, что попытаюсь договориться – в конце концов, им же что-то от меня надо – так я отдам все деньги, что имею при себе! Но они даже рта мне раскрыть не дали: один замахнулся и двинул сразу в нос – удар был, скажу я вам, боксерский, он меня сразу на асфальт свалил. Когда звезды перед глазами рассеялись, я заметил, что второй достает из-за спины биту. И тут я понял, что им ничего не нужно, кроме моей смерти, понимаете? Вы когда-нибудь испытывали чувство, что ваша жизнь окончена, Владимир Всеволодович?

Мономах покачал головой.

Он, конечно же, лгал: несколько раз он оказывался в обстоятельствах, угрожающих жизни, но обсуждать это с адвокатом сейчас не представлялось ему хорошей идеей.

– Знаете, я всегда философски относился к собственному возрасту и к старению, – продолжал Горин, и речь его была быстрой и сбивчивой, словно ему хотелось сказать так много, а времени не хватало: Мономах понимал, что это, скорее всего, отсроченные последствия пережитого стресса. – Я же понимаю, что старость – дело житейское, и никого она не минует, независимо от того, пробегаешь ты десять километров каждое утро или нет! Но вчера… вчера я впервые по-настоящему пожалел, что мне не сорок и даже не пятьдесят!

– Как же вам удалось спастись, Борис Ильич?

– Господь уберег, не иначе! Вы верите в Бога, Владимир Всеволодович?

– Э-э…

– Неважно, я тоже – не слишком верил… До вчерашнего вечера. Когда я уже мысленно попрощался с жизнью, которую, надо сказать, ценю, послышался оглушительный рев. Оказалось, одна юная дама поблизости выгуливала своих бурбулей… Вы когда-нибудь видели бурбулей?

Мономах видел: эти собаки размером с крупного пони.

– Теперь это моя любимая порода! – удовлетворенно крякнул адвокат. – Если бы не эти милые песики и моя молодая спасительница, мы бы сейчас с вами не разговаривали… Надо будет прислать ей букет цветов, когда выйду отсюда, только вот я не знаю адреса… Правда, она оставалась с полицейскими – как думаете, в протоколе должен быть ее адрес?

Мономах молча кивнул: пусть старик выговорится, ведь ему необходимо снять напряжение, чтобы вновь ощутить себя живым – обычное дело для человека, чудом избежавшего гибели!

Когда наконец его словесный поток иссяк, Мономах задал интересующий его вопрос:

– Борис Ильич, вы полагаете, нападение – не случайность?

– А вы считаете иначе? – возмутился Горин. – Думаете, Тамара на такое неспособна?

– С чего бы ей вредить вам? Ну, захотели вы видеть Капитана – она вам предоставила его «заместителя»… Нет, вы должны были сделать нечто, испугавшее ее и заставившее срочно принимать меры. Что вы натворили, Борис Ильич?

Адвокат поцокал языком.

– Ох, Владимир Всеволодович, ничего-то от вас не скроется: я действительно кое-что предпринял!

– А именно?

– Наведался в клинику Скворцова-Степанова.

– Зачем?

– За тем же, за чем мы ходили к милому доктору Курпатову: хотел узнать, каким таким макаром племяннице Аркаши удалось заполучить справку о несуществующем Альцгеймере!

– Господи, неужели вы всерьез рассчитывали, что вам скажут правду?!

– Владимир Всеволодович, не волнуйтесь, я не самый легковерный человек, поэтому на многое не рассчитывал – скорее на реакцию, нежели на откровенность. Однако все оказалось гораздо проще, и я узнал все, что хотел!

– И что же вы такое узнали?

– Хорошо, что вам пришла в голову светлая мысль распечатать копию фальшивой справки из истории болезни Аркадия – в противном случае я не узнал бы фамилию врача, выписавшего этот фуфел![6]

– Неужто доктор с такой фамилией действительно работает в «Скворечнике»?

– Поправочка: он там работал, но несколько месяцев назад его выперли за систематическое пьянство!

– Надо же… Значит, вы не сумели с ним поговорить?

– Почему же, еще как сумел! В отделе кадров мне дали адрес, и я навестил доктора на дому. Захватил с собой бутылку водочки – чтобы, так сказать, направить беседу в нужное русло. Очень кстати пришлась, между прочим! Этот Эдуард Шохин совсем опустился, сейчас трудно себе представить, что еще полгода назад он врачевал души, не побоюсь высокопарного выражения. Живет один, в квартире бардак…

– Так он признался?

– Сначала отнекивался, говорил, что знать не знает никакую Тамару Челищеву и никакого Аркадия Рукояткина. Впрочем, насчет последнего он не врал, ведь наш эскулап в глаза не видел Аркашу! Не знаю, как Тамара отыскала его, но ей это удалось. Шохину требовались только личные данные «пациента», и он прямо при Тамаре состряпал справочку о том, что Аркадий Андреевич Рукояткин страдает болезнью Альцгеймера в тяжелой форме.