не будут забыты. Качество школьных построек было запретной темой: писавшие о землетрясении СМИ концентрировались исключительно на том, как успешно партия ведет народ к преодолению последствий катастрофы.

Я объявил о запуске мероприятий по поиску имен детей, погибших в результате землетрясения, и назвал это «Гражданским расследованием» (Citizens' Investigation). Вот как я представил его своим читателям:

Гражданское расследование:

Правда. Ответственность. Права.

Триста дней назад я посетил районы Сычуани, которые наиболее сильно пострадали от землетрясения, и увидел бесконечные боль и ужас. Мы до сих пор не знаем всех имен детей, которых потеряли в этом землетрясении, и не понимаем, почему это произошло, как это произошло…

Они сказали нам, что не имеют никакого отношения к гибели этих детей: она была неизбежна, неминуема — это подтвердили эксперты. Они обходят молчанием коррупцию и избегают выражения «постройки из бобовой гущи» (метафора недобросовестной работы, использования хлипких материалов — буквально отходов производства тофу), скрывают факты. Во имя «поддержания стабильности» они запугивают, задерживают и третируют родителей учеников, требующих правды; открыто попирают и Конституцию, и базовые права человека…

Отвергнем амнезию, отвергнем ложь. Мы запустили «Гражданское расследование», чтобы вспомнить мертвых и выразить сочувствие живым, взять на себя ответственность — ради будущей радости живых — за выяснение имени каждого ребенка и память о нем… Пожалуйста, помните: каждый день, пока мы не сдаемся, эти дети не исчезают, как дым. Это часть нашего смысла жизни, и мы не бросим это дело.

Я приглашаю желающих принять участие в «Гражданском расследовании» оставить свои контактные данные. Ваши действия — это ваш мир.

В проекте вызвалось участвовать около ста волонтеров. Мы разделили их на маленькие группы по два-три человека и отправили в районы, пострадавшие от землетрясения. В первой фазе расследования тридцать один доброволец провел четыре месяца в Сычуани, посетив сорок пять городов и восемьдесят семь школ в семнадцати уездах, где разрушения были серьезными. Во второй фазе одиннадцать волонтеров продолжили расследование, посетив тридцать один город и пятьдесят четыре школы за сорок дней. Они передавали мне имена в студию через СМС, звонки и электронную почту. Я не отходил от компьютера, упорядочивая данные и публикуя их онлайн.

На кладбищах не было имен на свежих могилах — только номера. Местные власти наложили строгий запрет на распространение информации и интервью, не позволяли родителям общаться с чужаками и, что важнее всего, запрещали публиковать имена. Всех родителей так или иначе притесняли; их задерживали, запугивали или избивали, заставляя подписать соглашение об отказе от дальнейших действий по поводу халатности, со словами, что если они не перестанут, то лишатся компенсации за потерю членов семьи и жилищных льгот. Так что зачастую они не сообщали даже исходные данные.

В свою очередь, полиция постоянно арестовывала, допрашивала и третировала наших волонтеров. Однажды двух молодых ребят задержали на западе провинции Сычуань. Полицейские открыли багажник их такси, снимая все на камеру, и вытащили из-под коврика пистолет. Двое волонтеров впервые видели этот пистолет и не знали, принадлежал ли он водителю или же был подброшен полицией. Они оцепенели от ужаса, ведь в Китае владение оружием — серьезное преступление. Их заставили сесть на корточки и положить руки за голову, лицом к стене. «Кто этот Ай Вэйвэй?» — хотела знать полиция. Чего он добивается? Зачем они собирают имена? Какая организация за ними стоит?

Через шесть месяцев непрерывной работы команды, которая перенесла многочисленные аресты, конфискации списков, удаления видео- и аудиозаписей, мы завершили расследование. Мы собирали на обломках школ образцы цемента и арматуры, изучали проекты некоторых зданий и нашли доказательства чудовищных изъянов в строительных работах. «Гражданское расследование» объединило данные по семнадцати округам, городам, уездам, поселкам и деревням, затронутым землетрясением; определило и уточнило имена 5196 погибших школьников, их возраст, пол, школу и класс, а также данные родителей. Интервью с сотнями семей, потерявших детей, завершали наш документальный фильм под названием «Щеки маленькой девочки» (Little Girl's Cheeks)[41].

В результате этого расследования мы направили властям Китая и провинции Сычуань 183 жалобы, требуя публикации информации о мерах по оказанию помощи пострадавшим от землетрясения, подтверждений нанесенного ущерба и обстоятельств гибели людей, оценки зданий, отчетов об использовании средств из фонда помощи и восстановительным работам. Мы отправили тысячи вопросов, но ни на один не получили прямого ответа. Во всей этой истории, помимо факта трагической гибели стольких детей, больше всего меня поразило людское равнодушие — как все отвернулись от произошедшего, забыли, замолчали, будто катастрофа не имела к ним никакого отношения.

Казалось, из художника я превратился в общественного деятеля. Стать активистом не слишком сложно: как только начинаешь выражать беспокойство по поводу будущего страны, сразу оказываешься на тропинке, прямиком ведущей в тюрьму. Но в некотором смысле режим, которому я противостоял, был хрупок, и я понял, что для меня это повод продемонстрировать его порочность. Я смотрю на окружающую действительность как на «реди-мейд», вроде писсуара Дюшана. Реальность открывает широкие возможности для искусства, и это понимание придает мне уверенности.

Интернет дал мне возможность реализовать свою потребность в самовыражении в интересах общества. Я хотел показать людям, что даже если они думают, будто не интересуются политикой, то, увидев происходящее, они скажут: «Ну нет, так больше не может продолжаться!» Подходящие для влияния на общественное мнение моменты, однако, были куда короче, чем мне бы хотелось, — иногда они длились всего несколько секунд, ведь любая исходящая от меня информация жила ровно столько времени, сколько требовалось критику на ее удаление. Впрочем, если бы я не использовал подворачивающиеся возможности, в китайском интернете остались бы лишь банальности и лицемерие, оскорбительные для человеческого интеллекта.

Любое обсуждение прав человека неизбежно приобретает политический оттенок, так что я естественным образом превратился в политическую фигуру. В этом нет ничего плохого: в наши дни необходимо противостоять действительности. Если искусство не может поддерживать связь с жизнью, у него нет будущего.

Глава 16. Нарушение спокойствия

Год 2009-й выдался бурный, и мне повезло, что я пережил его. В Праздник фонарей 9 февраля над Пекином взошла полная луна, которая казалась особенно крупной и круглой. Чуть позже восьми вечера к северу от восточной части третьей кольцевой автодороги в здании, примыкавшем к новому головному офису Центрального телевидения Китая, начался пожар. Пламя разгоралось все ярче, озаряя небо; один свидетель сделал фото и опубликовал в своем