блоге, за несколько часов его страницу посетило более 370 000 человек. На какое-то время это редкое зрелище горящего рупора диктатуры стало самым популярным изображением в китайском интернете. Глядя на то, как пламя поглощает это узнаваемое здание, я мечтал, чтобы оно обвалилось целиком заодно с пропагандистской машиной, которую олицетворяет.

В тот год наше «Гражданское расследование» шло своим чередом, а у меня возникли и новые возможности, и новые препятствия. Я стал увереннее воспринимать свою роль в нескольких пересекающихся сообществах: среди моих подписчиков в интернете, в мире искусства и у китайской публики, — пусть даже мои враги в госорганах Китая все увереннее ассоциировали меня с угрозой. Тот пожар в полнолуние был подходящей прелюдией к этому сочетанию случайности, опасности и драматизма.

Две недели спустя, поздно ночью, в родильном отделении Пекинской больницы женского и детского здоровья Amcare по телевизору показывали 81-ю церемонию «Оскар», и Роберт де Ниро на экране вручал Шону Пенну золотую статуэтку в номинации «Лучший актер». «А у нас своя маленькая награда», — сказала мне Ван Фэнь. Роды прошли очень легко — всего за двенадцать минут. Акушерка перевернула ребенка вверх ногами и дважды шлепнула по ступням, после чего раздался здоровый плач. Спокойная и сдержанная Ван Фэнь лежала на кровати, уставшая, но расслабленная.

Я назвал нашего сына Ай Лао. Люди так называли моего отца, потому что Лао («старец») — это уважительное обращение к человеку преклонного возраста, а Лао и его дед родились с разницей почти в сто лет. Я никогда не стремился оставить потомство, и понятие оседлой семейной жизни было для меня непривычно, так что, когда я представил себе, как этот крошечный младенец будет медленно, но верно расти и станет взрослым, как его родители, в первую очередь меня охватила глубокая тревога.

В первые несколько недель жизни новорожденного отцы играют не слишком важную роль, а в тот самый месяц скандал вокруг двух бронзовых голов животных XVIII века, выставленных на аукцион, отвлек мое внимание от сына и его матери, вдохновив в итоге на создание нового произведения.

Эти бронзовые головы изначально входили в число двенадцати зодиакальных символов, созданных итальянцем-иезуитом Джузеппе Кастильоне для украшения фонтана в Юаньминъюане, Старом Летнем дворце на окраине Пекина. В 1860 году, когда англо-французские экспедиционные войска ворвались на территорию дворца и стали его грабить, эти головы исчезли, и некоторые из них впоследствии попали в руки западных коллекционеров. Теперь парижский аукционный дом «Кристис» выставил на торги головы кролика и крысы в числе произведений искусства из коллекции покойного Ива Сен-Лорана.

В предшествовавшие пекинской Олимпиаде месяцы многих китайцев охватил патриотический восторг, который не утих до сих пор. Китайские власти резко осудили продажу двух голов с аукциона и стали угрожать «Кристис» ответными мерами, и в знак своего патриотизма один китайский покупатель призвал вернуть скульптуры на родину, объявив их «национальным достоянием». Этот инцидент раздули до абсурда; интересно, что изначально эти бронзовые головы были созданы на потеху маньчжурским правителям, которые завоевали Китай в XVII веке и относились к ханьцам как к покоренному народу. В своем блоге я задал вопрос: «Что за раб любит кнут, которым его однажды стегали?» В студенческие годы я проводил много времени в окрестностях Старого Летнего дворца и сейчас чувствовал лицемерие в негодовании по поводу присвоения его имущества британцами и французами. «Старый Летний дворец стоит в руинах не только из-за западных захватчиков, — отметил я. — До 1980-х годов крестьяне вывозили мрамор из дворца на тачках для строительства своих свинарников».

Я решил изготовить новый, полный набор зодиакальных голов, крупнее оригинальных. Семь сохранившихся голов служили моделями для моего проекта, но я внес ряд изменений: например, оригинальная голова тигра больше походила на медвежью (наверное, Кастильоне ни разу не видел настоящего тигра), а в работе над пятью животными, чьи головы были утеряны, я полностью полагался на собственное воображение. Как позже заметил один из критиков, мой проект может привести к непростым дискуссиям о возвращении на родину, общем культурном наследии и современном понимании искусства.

Я хотел выставить эти бронзовые головы в общественном пространстве Нью-Йорка, чтобы их могли увидеть самые разные люди. Изготовление скульптур заняло много времени, но при поддержке моего друга Ларри Уорша мы вместе со скульптором Ли Чжаньяном наконец смогли завершить работу «Круг животных / Головы Зодиака» (Circle of Animals / Zodiac Heads). Двенадцать голов животных были выставлены полукругом перед гостиницей Plaza, на углу 59-й улицы и 5-й авеню. На церемонии открытия 2 мая 2011 года мэр Майкл Блумберг произнес под дождем трогательную речь, а несколько художников зачитали выдержки из моего блога и потребовали моего освобождения — ведь к тому моменту меня уже почти месяц держали взаперти в секретном месте в Пекине.

Когда в марте 2009 года началось «Гражданское расследование», вокруг моей студии по всему периметру выросли камеры наблюдения. В дневное время офицеры в штатском сменяли друг друга на посту, а ночью набивались в белый седан без опознавательных знаков. Я считал их не большей угрозой, чем летающих высоко над головой ястребов, и вскоре привык к постоянной слежке. Мне было нечего скрывать, так что я ничего не боялся, и мне совершенно не мешало, что все мои действия на виду, — открытость была мне на пользу. Но на этом они не остановились. Вскоре они стали вступать в прямое взаимодействие.

На улице Дунфан-дунлу в пекинском районе Чаоян стоял комплекс зданий, спроектированных в грубом функциональном стиле и похожих на деловой центр, с повышенным уровнем безопасности: это было посольство США. Когда Нэнси Пелоси, спикер Палаты представителей, посетила Пекин в мае 2009 года, посольство пригласило на прием в ее честь некоторое количество гостей, в том числе меня.

Пелоси, судя по выступлению, казалась очень спокойной. Она пошутила, что в дизайне посольства успешно используются элементы традиционной китайской культуры. Всего через неделю была дата двадцатой годовщины подавления студенческих протестов 1989 года, но она не стала касаться прав человека или событий в Тибете и говорила только о защите окружающей среды и о климате. На фоне последствий обвала рынка и президентской инаугурации Обамы западные политики, которые приезжали в Китай в надежде на помощь в урегулировании финансового кризиса, явно избегали упоминания больных тем. Права человека отошли на второй план в интересах глобализации и экономического роста, подтверждая, что деньги решают все — что на Западе, что на Востоке. Я понимал, что это не может