Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всех теориях о том, как сочинялись Евангелия, утверждается, что один евангелист менял текст другого – но мало кто из исследователей об этом размышлял. Матфей явно должен был счесть Евангелие от Марка достаточно авторитетным, чтобы взять его за основу, – но не столь авторитетным, чтобы не подвергнуть его пересмотру. Пускай у нас и есть краткая схема жизненного пути Иисуса (служение в Галилее, прибытие в Иерусалим, проповедь в Храме, арест, суд, смерть, воскресение), но нет чувства того, что все подробности уже зафиксированы, и многие случаи – как и предположили сторонники «критики форм» – пребывали в «свободном плавании», и рассказ о них можно было вставлять куда угодно, как того желал автор того или иного Евангелия. И Матфей, «улучшая» рассказ Марка, вероятно, даже не осознавал, что противоречит ему. Для Матфея то была просто иная возможность поведать историю, способную представить более яркий и четкий образ Иисуса – и у него были преимущества, ведь он мог добавлять материал, восходящий, помимо Евангелия от Марка, к одному, а может быть, и к нескольким источникам. Матфей смешал текст Марка и Q – это было не так сложно, ведь совпадений в них было немного: Q представлял собой просто сборник изречений и в нем отсутствовали повествования, так что лучше, наверное, будет сказать, что Матфей не смешал их, а «сплел воедино». То же самое, вероятно, сделал и Лука; впрочем, если у него были тексты и Марка, и Матфея (как полагают противники гипотезы об источнике Q), тогда перед ним стояла более сложная задача. Евангелие от Марка по-прежнему оставалось основой, но предстояло внести в нее характерно иной материал из текста Матфея, добавив его в те места истории, где он, как казалось Луке, мог бы воздействовать на читателей с наибольшей силой – и эти места, по какой-то причине, никогда не совпадали с изначальными. В любом случае, и Матфей, и Лука относились к Евангелию от Марка с почитанием, но стремились его улучшить. И когда мы продолжаем читать Евангелие от Марка, то неким образом вступаем в противоречия с намерениями Матфея и Луки: они хотели, чтобы мы читали только их Евангелия и оставили текст Марка в стороне.
Я писал о том, что в характерных чертах каждого из Евангелий отражались личные интересы автора, и мне кажется, что это совершенно естественный способ интерпретации. Нет, это не значит, будто Евангелия – всего лишь выдумка, но это подразумевает, что каждый из евангелистов был в значительно мере волен вносить изменения и подчеркивать унаследованные им традиции. Впрочем, в современной библеистике, как правило, считается, что в особом характере Евангелий отражены черты не только автора, но и его местной общины. Евангелие от Марка расценивается как выражение «Марковой общины» в Антиохии (или в Риме). И более того, принято полагать, что каждое из Евангелий намеренно предназначалось именно для той или иной общины. Библеисты широко согласны в том, что Евангелие от Иоанна было написано в Эфесе «Иоанновой общиной» [17], разделявшей мистическое и в высшей степени особенное богословие, которое мы видим в этом Евангелии; но ни в одной другой церкви к этому тексту не обращались. А значит, были и «христиане Луки», и «христиане Иоанна» – равно так же, как были «Павловы христиане»; впрочем, последние были распространены по всему региону, который мы сейчас зовем Грецией и Турцией.
Если Евангелия и впрямь носили «локальный» характер, тогда у общин, использовавших эти тексты, не было проблемы, существовавшей с самого начала II века, когда все Евангелия начали свободно обращаться в церквях. Проблема состояла в том, как увязать несколько различных и отчасти несовместимых рассказов о жизни и учении Иисуса. Мы знаем, что эту трудность чувствовали очень остро, поскольку была по меньшей мере одна попытка создать связный и согласованный свод четырех Евангелий – ее предпринял Татиан в своем «Диатессароне» (160–175), который использовали в Сирии взамен отдельных Евангелий вплоть до V века. Но если в каждой местной церкви было свое собственное Евангелие, значит, изначально этой проблемы просто не могло возникнуть! Подобное истолкование – надо сказать, весьма неправдоподобное, если учесть, сколь часто и помногу путешествовали ранние христиане, – подверг острой критике Ричард Бокэм [18]. Сам он утверждает, что каждое из Евангелий было написано для любых христиан, которым оно могло повстречаться. Да, в какой-то мере Евангелия могли отражать проблемы общины, в которой возникли, и равно так же они многим обязаны личности и интересам своих авторов, но это не значит, будто они предназначались только для той или иной общины – с тем же успехом можно было предположить, что авторы писали их для себя самих [19]. Каждое Евангелие создавалось ради того, чтобы стать вселенским. Как указывает Бокэм, Евангелия от Матфея и Луки, что совершенно очевидно, представляют собой обновленные версии Евангелия от Марка, и этот факт сам по себе должен означать, что текст Евангелия от Марка был доступен их авторам – и если все авторы не жили в одном и том же месте, тогда, выходит, Евангелие от Марка тоже распространилось за пределы общины, в которой возникло.
Более того, предполагается, что Евангелия от Матфея и Луки намеренно создавались как улучшения Евангелия от Марка, и тем самым были ценны как для «Марковой общины», если таковая существовала, так и для «Матфеевой» и «Лукианской» общин. Лука в своем прологе намекает на то, что исследовал ряд источников о жизни Иисуса. Возможно, это просто литературная условность, но скорее – отражение того, что ему была доступны тексты, представляющие несколько версий пути Иисуса. Бокэм предполагает, что евангелисты, как и многие из их собратьев-христиан, могли часто странствовать и жить в самых разных общинах, как апостол Павел. С другой стороны, он указывает и на то, что Евангелия не похожи на послания Павла, по необходимости обращенные к проблемам той или иной конкретной общины, а были несомненно интересны любому христианину, который мог их прочесть. Если вкратце, они предназначались не для закрытой группы, а для открытой церкви, не имеющей четких границ [20]. Папий Иерапольский, живший в 110-х годах на западе Малой Азии, был знаком и с Евангелием от Марка, и с Евангелием от Матфея – и ни одно из этих Евангелий, по всей вероятности, не было написано именно там. И, конечно же, все Евангелия вскоре обрели самую широкую известность: в Египте был найден фрагмент папируса с текстом Евангелия от Иоанна, датируемый началом II века, – а Евангелие возникло совсем незадолго до этого, скорее всего, в Малой Азии, что «свидетельствует о необычайно стремительном и широком распространении текста» [21]. К Евангелию от Иоанна мы теперь и перейдем.
Вероятно, Евангелия от Марка и Матфея возникли после падения Иерусалима в 70 году; Евангелие от Луки – значительно позже. Тем не менее в них есть традиции, свидетельствующие об Иисусе и, возможно, даже восходящие к нему – это очевидно из того, что множество историй, и особенно изречения, принадлежат к той эпохе, когда Иисус провозглашал Царствие Божье и призывал людей жить по ценностям этого Царствия, а не заботился о том, за кого именно его почитают люди. Сдвиг акцента с первого на последний уже происходит в посланиях Павла, который очень мало говорит о вести Иисуса, и намного больше – о вести про Иисуса. Синоптики хранят традиции из тех времен, когда этого еще не случилось – и, скорее всего, проистекают эти традиции от самого Иисуса. Это различие важно: когда мы обратимся к Евангелию от Иоанна, то увидим, что процесс перехода завершен, и все Евангелие посвящено главным образом Иисусу и тому, кто он есть – и там почти нет нравственных поучений, за исключением призыва следовать за Иисусом.