В Утсвоке отряд задержался на четыре дня, чтобы Рольт пришел в то состояние, в котором смог бы продолжать путь. Саргав разместил их в отдельном отсеке караулки, крохотной каморке, за которой спали десятки солдат. Только ставленницу королевы Лизу Сикворт Саргав поселил в замке. За это время царапина Вилара заметно затянулась, а опухоль у Тиранта спала. Настолько, что ночь до отъезда он провел с кабачной девкой. И был убежден, что всем им надо было спать минувшие четыре ночи в тавернах, с парой девиц под боком, а не в этой проклятой клетке.

На другой день путь возобновился. Дальше до Кольдерта отряд добрался без приключений. Королева выслушала рассказ Гленна с Тирантом, жалобы леди Сикворт, велела Изотте принести несколько монет каждому из людей Саргава и отослала всех прочь, поручив удобство старухи своей служанке.

Рольт нашел приют и услуги местного лекаря в собственной койке, Тирант отправился пить. Гленн был при нем какое-то время. Королева Гвендиор сидела в покоях и думала о прибывшей старухе-монахине. Она ожидала, что настоятельница пришлет к ней кого-нибудь из опытных аптекарш, но чтобы Алианора отправила в столь дальнюю дорогу саму Старуху Сик…

Сикворт была ветхой уже тогда, когда шестилетняя Гвен Лигар приехала в Гуданский монастырь. Ох, Господи, как время летит.

Гленн вышел от брата, пересек половину замка и постучал в дверь комнаты. Ответа не последовало. Друид слегка надавил на дверь, та поддалась. В скромном покое он увидел коленопреклоненную фигуру самой прелестной жрицы из всех. Девушка впереди, перед скромным алтариком, внезапно подняла голову, будто прислушиваясь, и спросила:

– Это правда ты?

– Обернись.

Она послушалась. Дрогнула, поднялась, сделала шаг, потом еще и еще – и наконец влетела в объятия жреца.

– Я молилась, чтобы ты вернулся ко мне невредимым.

– И Мать услышала твои молитвы: только я один не пострадал. – Он рассказал ей о злоключении.

Когда жрец окончил повествование, Линетта поцеловала его ладонь.

– Тогда давай вместе воздадим Праматери за твое спасение.

– Здесь? Разве можно молиться Всеблагой и Всесильной в каморке, построенной рукой человека?

– Какая разница, где и как, главное – служить ей. – Эту фразу они закончили вместе.

Гленн посмеялся:

– Дай мне минутку, и помолимся. – Он расплылся в улыбке и потянулся за поцелуем – тем немногим, что мог позволить себе.

Король Нирох долго думал, как утрясти ситуацию с маленькой Хорнтеллшей, отосланной в Орс для замужества: в конце концов, Бераду, старинному другу, пришлось отказать в просьбе одобрить брак его сына с этой девчонкой. А все почему? – чтобы прикрыть промах собственной жены… Ох, уж эта ее христианская помешанность!

В оконцовке гордый Медведь перебрал в голове всех герцогских девчонок, не без изумленного сожаления понял, что кроме Ладомаров никого нет, да и отослал в оба герцогства по письму с велением немедля заявить о помолвке и готовиться к свадьбе.

А поскольку эти двое – Лигар и Ладомар – скорее вздернут на конюшне собственных наследников, нежели пойдут на мировую, Нироху явно придется прокатиться к обоим. Самое время – должен же король показываться во владениях.

Дабы замаскировать цель приезда, Нирох собрал вещи, созвал немного сопровождающих, роковым басом посокрушался на охрану и поехал методично и настойчиво посещать все возможные наделы, начав с Хорнтеллов.

– О чем ты думаешь? – Шиада подобралась на постели и прикрылась простыней, наблюдая за поднявшимся мужем. Тот запахнулся в халат и не спешил с ответом. Конечно, в такой момент полагалось думать о том, как ему повезло, но попробуй скажи такое – Шиада вновь начнет издеваться.

– Берад? – Жрица напомнила о себе.

Лигар уселся в одно из кресел напротив кровати.

– О том, что прежде Нирох никогда не вмешивался в дела домов. Я написал ему из дружеских чувств, что предлагаю Хорнтеллу брак, а он отказал, сказав, что имеет свои виды на дочку Клиона. Не возьму в толк, чем выгоден нам союз с Орсом, но Бог с ним. Только зачем подсовывать мне Ладомаров?!

– Кажется, ты не очень их любишь. – В словах женщины мокрой тенью скользнула ирония.

– Да, не очень, – отозвался Берад после паузы.

– Потому что они язычники через одного? – Шиада хорошо знала о навязчивой идее мужа женить сына на христианке. Берад промолчал.

– Что вы не поделили? – произнесла жрица с уверенностью.

– То, что обычно не могут поделить юнцы.

– Славу, награду или женщину?

– Все, что ты назвала. Когда я был на пару лет моложе тебя… – Он налил вина и устроился поудобнее. От камина приятно веяло теплом. – …Я бился на турнире в Хорнтелле. На тот момент я был уже помолвлен с матерью Кэя, девицей из дома Гриад. Выходя на очередной тур состязания, я попросил ее повязать мне ленту. Мы хорошо играли свои роли, были учтивы. Не то что с тобой в свое время. – Он вдруг улыбнулся, и Шиада в ответ вскинула брови: а что не так?

– Знаешь, когда помолвка и свадьба по расчету встречаются в юности, в этом есть шарм. Именно когда жених с невестой чужды, но, свыкаясь с мыслью о будущем супружестве, проявляют зачатки симпатии, стараясь показать друг другу, что готовы объединиться… Такое возможно, пожалуй, только в юности.

«Которой у меня не было», – с печалью признала жрица.

– …Ларен Ладомар был моим соперником, но проиграл оба тура подряд. И не просто проиграл: он устроил скандал. Будучи увлечен моей невестой, Ларен выходил на поле, выкрикивая, что бьется за ее честь. Все надеялись, что, победив в первый раз, я отбил ему желание бахвалиться перед моей невестой. Но оказалось иначе. Поэтому, когда он проиграл во второй, я не удержался и проорал на всю арену, что, если бы честь иландарских женщин охраняли такие, как он, в стране давно не осталось бы ни одной порядочной. Разумеется, ни Ларен, ни его отец мне этого не простили. Но у Тарона хотя бы хватило мужества сжать зубы и стерпеть обиду достойно, – сын напал на меня ночью, когда мы с друзьями праздновали несколько побед. Напал из-за угла, неожиданно. Ничего не вышло, а друзья потом мне здорово помогли: быстренько разнесли весть, что Ларен Ладомар – трус, пройдоха и пьяница, нападающий со спины, как шакал.

Шиада запахнулась в простыню плотнее: в комнате не было холодно, в стенах отсутствовали щели, через которые сильно сквозило бы, но озноб, как утренний туман на Бирюзовом озере, неминуемо полз по ногам и спине.

– Через день после этого Ладомары уехали обратно на свои скалы. В течение следующих пятнадцати лет они не появлялись на турнирных аренах и при любом посещении столицы старались избегать семьи Лигар. Только много позже я узнал, что Ларен с детства был влюблен в Олли – они росли вместе в замке Гриада. Гриад, может, и пообещал бы ему ее руку, если бы Ларен значился наследником герцогской короны или хотя бы выиграл турнир. Но он тогда еще не был старшим сыном и турнир проиграл. А ничто не меняет героя так, как неудача. Рыцарь может пережить разочарование, боль, поражение, но герой – никогда. Ларен Ладомар всегда был героем… – Берад надолго приложился к бокалу.