Впрочем, и сам Федяинов был «хорош». В докладной записке старшего инструктора ОРПО Политуправления РККА полкового комиссара А. Магида от 25 апреля 1939 г. «О положении дел в Главной военной прокуратуре» о методах работы этого военного прокурора стрелкового корпуса сообщалось следующее. Когда у красноармейца Карачева оказался проколотым радиатор на автомашине, этот не по уму ретивый «правоохранитель» арестовал его, предал суду трибунала и требовал расстрела красноармейца как диверсанта. В другой раз он предал суду как диверсанта старшего лейтенанта Айларова, в подразделении которого пали две лошади. В обеих случаях военный трибунал не внял домогательствам прокурора и прекратил дела. Но на вопрос, заданный Федяинову: почему он «сделал диверсантом» честного и преданного командира, последовал самоуверенный ответ: «Все они преданы, а мы их садим»359. Казалось бы, за столь грубые нарушения законности такой прокурор должен быть сам предан суду, или, по крайней мере, отрешен от должности. Но, оказывается, высшему начальству такое рвение нравилось. И оно соответственно поощрялось. Так и Федяинов получил повышение по службе – из прокуроров соединения он был переведен на должность помощника прокурора Киевского военного округа360.

Заместитель военного прокурора ЛВО Ф.Д. Петровский привлек к уголовной ответственности по ст. 58 УК («за контрреволюционную агитацию») красноармейца за то, что тот, шутя, бросил в тарелку другого красноармейца оловянную пломбу361. Прокурор БОВО бригвоенюрист Г.Г. Бурцев санкционировал арест одного комсомольца «за подготовку террористического акта над тов. Хрущевым». Эта «подготовка» выразилась в том, что сей комсомолец требовал личного свидания с Хрущевым, угрожал в случае отказа самоубийством, т. е., по существу, он готовил акт против самого себя362. Все равно – «теракт».

Вместо арестованного Розовского исполняющим обязанности главного военного прокурора был назначен бригвоенюрист П.Ф. Гаврилов. Стремясь всемерно угодить Особым отделам, он осенью 1939 г. обращается к наркому Ворошилову со следующим предложением: «В связи с обстановкой и оргмероприятиями, проводимыми в Белорусском Особом, Ленинградском и Киевском Особом военных округах, а также в целях ускорения рассмотрения вопросов об аресте и предании суду лиц начальствующего состава, считаю целесообразным представить временно Военным советам и Военным прокурорам названных округов право решать эти вопросы на месте с последующим донесением Вам и в Главную военную прокуратуру РККА. Прошу Ваших указаний». В данном случае нарком обороны оказался большим законником, чем военный прокурор. На его отношении сохранилась резолюция: «Успеем, подождать. КВ. 16/IX-39»363.

Общий печальный вывод состоит в том, что в кровавые 1937 и 1938 годы военные прокуроры по целому ряду причин не смогли и не сумели сколь-либо существенно ограничить беззаконные массовые аресты военнослужащих Особыми отделами и тем самым вольно или невольно способствовали своеобразной легитимизации и закреплению столь выгодной правившей тогда сталинской клике формулы «НКВД никогда не ошибается…».

Итак, справка с «обоснованием» необходимости ареста составлена, санкция наркома обороны получена, ордер на арест подписан. Ставится последняя сцена первого акта трагедии РККА – сам процесс арестовывания. Сотрудники Особых отделов НКВД понимали, что это не совсем примитивное дело. Ведь речь шла об аресте известных всей армии, да и стране людей, под военным командованием которых находились тысячи, а то и десятки и сотни тысяч вооруженных людей. Поэтому все аресты производились скрытно, в глубокой тайне. Применялись самые различные методы.

Один из весьма распространенных приемов – ночной арест на квартире – тихо приехали и тихо увезли. На своих квартирах были арестованы комкор Ж.Ф. Зонберг, корпусной комиссар К.Г. Сидоров, комдивы А.И. Бергольц, Г.С. Замилацкий, Д.К. Мурзин, комбриги П.В. Емельянов, И.Т. Карпов, Ф.Г. Мацейлик, бригадный комиссар К.И. Подсотский, полковники И.И. Гуданец, В.Д. Достойнов, В.А. Зун, И.С. Павлов, X.А. Пунга и мн. др.

Но, пожалуй, наиболее излюбленным методом подготовки ареста, особенно по отношению к командирам и политработникам, занимавшим крупные посты, было предварительное перемещение по службе (как правило, с понижением). Очевидно, руководствовались при этом такими соображениями: любого командира легче арестовать не в его родной дивизии (корпусе, округе), где его все и давно знают, слушаются и подчиняются, а там, где он еще никому как следует не известен – значит, заступничества не будет. И сама намеченная жертва, оторванная от давних и крепких корней боевого товарищества, сопротивляться, как правило, не сможет.

Известно, что маршал М.Н. Тухачевский 11 мая 1937 г. был освобожден от обязанности первого заместителя наркома обороны и назначен командующим войсками ПриВО. 13 мая его принял «сам» Сталин и «успокоил» – мол, дело временное. Тухачевский уехал в Куйбышев. Также были смещены и перемещены маршалы А.И. Егоров и В.К. Блюхер, командарм 1-го ранга И.Э. Якир, командарм 2-го ранга А.И. Седякин, армейские комиссары 2-го ранга Г.И. Векличев и Б.М. Иппо, комкоры С.П. Урицкий и Б.М. Фельдман, корпусные комиссары К.Г. Сидоров и Г.Г. Ястребов, дивизионный комиссар В.К. Озол, комбриг С.П. Обысов. А там, на новом месте, все зависело от расторопности и фантазии сотрудников НКВД. Например, прибывшего в г. Куйбышев маршала Тухачевского попросили по дороге в штаб ПриВО ненадолго заехать в областной комитет ВКП(б). Через некоторое время оттуда вышел бледный командарм 2-го ранга П.Е. Дыбенко (которого Тухачевский должен был заменить на посту командующего войсками округа) и рассказал своей жене, что Тухачевский арестован364. Начальник Оперативного отдела Генштаба РККА, член Военного совета при НКО СССР комбриг С.П. Обысов внезапно был назначен командиром 20-й ордена Ленина Пролетарской дивизии Донбасса и уже там 18 июля 1937 г. арестован.

Довольно часто практиковался и способ вызова или командировки лиц комначполитсостава в штаб округа, или в Москву под разными предлогами, в том числе и «для получения нового назначения». Некоторых «брали» прямо в поезде: командарма 1-го ранга Якира, командармов 2-го ранга И.Н. Дубового (между Харьковом и Москвой) и И.А. Халепского (на ст. Иркутск), комкора А.Я. Сазонтова, командарма 1-го ранга И.П. Уборевича арестовали в Москве при выходе из вагона. В Москве были арестованы вызванные в Центр флагман флота 2-го ранга Г.П. Киреев, флагман 1-го ранга И.Н. Кадацкий-Руднев, комдивы М.М. Бакши, А.М. Перемытов, В.С. Погребной, дивизионный комиссар Н.А. Юнг. А корпусной комиссар А.П. Прокофьев был арестован прямо в приемной наркома обороны СССР.

По свидетельству вдовы комбрига Ф.К. Доттоль, ее мужа – командира 105 сд – находившегося в районе Константиновки близ Маньчжурской границы, в конце 1937 г. вызвали в Хабаровск и предложили сдать командование дивизией365. 30 декабря 1937 г. арестовали, а 11 сентября 1938 г. – расстреляли. Судя по письменному заявлению вдовы полковника Д.Д. Довгаль, ее муж, будучи командиром 78-го артполка в г. Томске, был вызван «на военную игру» в г. Кемерово и там 10 марта 1938 г. арестован366. Начальник политотдела 25-й Чапаевской дивизии полковой комиссар А.В. Круль из Полтавы был вызван в Харьков якобы по делу и там был схвачен и арестован прямо на улице367.