– Легри, я требую объяснений! Каким образом ваша жена оказалась у гондолы, в которой два часа назад нашли тело некоего Робера Туретта?

– Случайность. Таша со своей матерью отправилась на концерт и…

– Хватит нести этот хронический бред. Мне надоело, что вы постоянно выставляете меня на смех. И потом, повсюду грязь… Откуда берется эта пыль, от которой нигде нет спасения? Улицы запылены. Всемирная выставка – сплошное средоточие пыли. Ваши книги – ее рассадник. Я чувствую себя грязным, где можно помыть руки? Я задыхаюсь. Даже самый маленький солнечный лучик превращается в вихрь частичек пыли, которые тут же набрасываются на мою кожу!

Комиссар кашлял, ходил по всей лавке в поисках умывальника, затем направил свои стопы в подсобное помещение.

– Мне очень жаль, но водопровод у нас только на втором этаже, а там сейчас отдыхает теща, которая утром тоже была на Выставке.

– Сейчас у меня нет времени, но рано или поздно я вас прижму. Вашей супруге лучше? Как людям только в голову приходит куда-то ходить по такой жаре! Легри, вам дарована отсрочка – из-за кончины моего коллеги, комиссара полиции Андре, начальника восьмой следственной бригады. Моего друга. Он получил приказ следить за анархистами, наводнившими этим летом Париж, и умер от апоплексического удара. А все жара, этот адский зной. Ему было только сорок пять лет. Я пообещал провести ночь у гроба умершего.

– Примите мои соболезнования, – невнятно пробормотал Виктор.

– Не надо, вы не обязаны изображать скорбь, когда на самом деле ее не чувствуете! Беда никогда не приходит одна… И это в тот момент, когда совершено покушение на шаха… А теперь вот четвертый труп! Наслаждайтесь затишьем, оно носит временный характер. Мы с вами еще увидимся. Вскоре вас вызовут в префектуру, и там-то уж вы точно выложите все как на духу!

Комиссар Вальми ушел, тренькнув дверным колокольчиком. Жозеф, в котелке на голове и с тростью в руке, устремился на улицу.

– На этот раз я осуществлю мой план. И каковы бы ни были ваши возражения, разубедить меня вам не удастся. Стрелы!

– И где вы намереваетесь раздобыть сведения по этому вопросу?

– У антиквара с улицы Турнон.

– У Кермарека? А заигрываний с его стороны не боитесь? Ведь вам должно быть известно, что он питает страсть к мальчикам.

– Чтобы свет наконец засиял, я готов принести себя в жертву!

Лицо Виктора расплылось в ухмылке.

– Подобные тирады приберегите для ваших романов.

– С такими, как вы, Христофору Колумбу понадобилось бы пятьдесят лет, чтобы открыть Америку.

– А что, было бы неплохо! Подобную отсрочку индейцы обратили бы себе на пользу.

– Вот-вот, индейцы! Все указывает именно на них.

Лавка, стены которой были украшены бело-золотистыми деревянными панелями в духе Людовика XV, буквально ломилась от расписных спинетов и клавесинов. Подобное собрание прекрасно смотрелось бы в неоготическом поместье какого-нибудь коллекционера, неспособного даже прочесть партитуру. На инкрустированных столиках на одной ножке лежали классические гитары, учебные скрипки, смычки, а также балалайки и мандолины. Рядом с резной арфой стоял посудный шкаф, заполненный тарелками из севрского фарфора с изображением музыкантов, играющих на лютнях и мандолинах. Недавно антиквар приобрел несколько редких вещиц, выпущенных мануфактурой по производству мягкого фарфора, основанной в 1740 году в Венсенском замке и шестнадцать лет спустя переведенной в Севр. Жозеф не переставал восхищаться то кувшинчиком для шоколада, то горчичницей, то вазами, то чайным сервизом, выставленными в витрине, превозмогая желание открыть ее.

Максанс де Кермарек был худым, высоким человеком, облаченным в эксцентричный бархатный костюм цвета спелого граната, пришедшийся по вкусу парижской моли, ответственной за несколько дыр, до которых антиквару не было никакого дела. Тощий, с бородкой клинышком, он выходил из своего магазина только для того, чтобы съесть сэндвич с огурцом и выпить молока, сдобренного земляникой. При виде нагрянувшего к нему Жозефа он бросился вперед и протянул руку.

– Какой приятный гость! Мой дорогой господин Пиньо, вы хорошеете с каждым годом. Зрелый возраст сделает из вас современного Аполлона. Присаживайтесь. Чай? Кофе?

– Я на диете.

– Стройность – удел соблазнителя. Чем обязан радости вас лицезреть?

– Полагаю, вы слышали о той страсти, которую мой шурин и партнер питает к расследованию уголовных преступлений. Сейчас он выясняет обстоятельства серии убийств, совершенных с помощью лука и стрел с красным оперением. Я вспомнил, что вы провели юность в Соединенных Штатах, и…

– И правильно сделали! Мой отец водил дружбу с Джорджем Кэтлином[123], художником, запечатлевавшим на холсте культуру американских индейцев. Я как-то видел его у нас дома в конце 1850-х годов, когда был от горшка два вершка, – вкрадчиво заговорил антиквар, пододвигая свой позолоченный стул к тому, на котором съежился Жозеф. – Еще я встречался с Нейтом Солсбери, организатором выступлений Уильяма Фредерика Куди, прославленного охотника на бизонов, больше известного как Баффало Билл.

– Вот и славно. Значит, вы хорошо разбираетесь в луках и стрелах.

– Ну что вы… Так, самую малость! Это метательное оружие используется с незапамятных времен что в Европе, что на Востоке, что в Америке.

– Откуда родом может быть это древко и оперение?

Максанс де Кермарек взял обломок и стал вертеть его в руках.

– Задали вы мне задачку. Давайте подумаем… Подумаем… На первый взгляд стрела индейская. Оперение не в самом лучшем состоянии. Как мне кажется, это перо дикого индюка.

– Красный индюк? Таких в природе не существует!

– По всей видимости, его просто покрасили в красный цвет. Что касается древка, то это обыкновенный речной камыш.

– Он же растет где угодно!

– Разумеется, но взгляните вот сюда, оперение сделано без клея. Посмотрите внимательно, оно перевязано сухожилием какого-то животного, по-видимому, размоченным в воде. К сожалению, мне неизвестно, какое племя краснокожих пользуется подобными материалами. Вам нужно проконсультироваться у специалиста. Других улик у вас нет?

– Нет. А луки? Их тоже изготавливают из камыша?

– В целом их делают из ветвей деревьев – ясеня, дуба, клена, акации, – придавая гибкость путем нанесения на поверхность желатина, получаемого из расплавленных копыт животных семейства оленевых. Что касается тетивы, то если раньше ее делали из свитых сухожилий животных, то сегодня им на смену пришел металл. Длина стрелы составляет примерно шестьдесят сантиметров.

– Вы уверены, что эта стрела родом из Америки?