Действительно, на следующий же день куплетиста навестил человек, о котором ничего нельзя было сказать, кроме того, что он молодой, осведомился: «Или вы тот, кому следует фрак?» — и вручил его, простецки завернутый в газету «Одесская почта». Последнее наводило на мысль, что фрак никак не мог быть приобретен в магазине готового платья или конфексионе, где приказчики, несмотря на пошатнувшееся время, щегольски упаковывали покупку в пакет из хрустящей оберточной бумаги.

Но не успел еще опомниться новоявленный владелец фрака, как прибыл следующий посланец, за ним еще и еще. И каких только фраков они не приносили: изрядно залоснившийся, но тщательно отутюженный фрак официанта «Лондонской» гостиницы, старинного покроя онегинский фрак, еще недавно, по-видимому, пребывавший в костюмерной одесского Городского театра, респектабельный фрак присяжного поверенного. В конечном счете их оказалось ровно тринадцать, а могло быть четырнадцать, если бы, как говорят в Одессе, между ними наличествовал фрак самого Зингерталя, великолепно сшитый когда-то в мастерской на Дерибасовской угол Ришельевской…

Мне довелось слышать эту историю много лет назад, когда еще было живо немало из тех, о которых теперь имею честь, долг, удовольствие и счастье рассказать, потому что, как с грустью написала когда-то наша землячка Вера Инбер, «они жили, эти люди. Многие из них прошли и скрылись, как будто их ноги никогда не топтали легкие седые травы у дороги», и на Молдаванке музыка не играла.

Котенок очень гордился собой, но еще больше им гордилась мама-кошка. Правда, при этом обоих превосходил гордостью их хозяин — маленький мальчик, которым весьма гордились его мама, папа, две бабушки и дедушка. Дом, в котором они жили, был просто переполнен гордостью. Что касается города, где все это было, то он всегда считал себя гордостью страны. Страна, поскольку гордиться ей было особенно нечем, гордилась своей историей. Планета же, где располагалась эта страна, была по космическим масштабам весьма скромной. Причем скромной до такой степени, что даже гордилась этим…

— Сегодня с самого-самого утра — дождь, — сообщает она мне по телефону доверительным шепотом.

Смотрю в окно. И действительно, на улице осенний, непрекращающийся… Как трогательно, она не может мириться с моим невежеством, даже по части погоды. Но теперь пробел восполнен. Настроения ноль.

— Как это верно и как вовремя сказано, — отвечаю. — Только ты способна с таким вниманием относиться к природе и подмечать то самое важное, что в ней происходит. Сталкиваюсь с этим по многу раз в день и не перестаю удивляться. Это твое качество для меня всегда внове.

Ничто ее так не трогает, как возможность быть исключением.

— Ты сильно преувеличиваешь, — реагирует на это она, — но слышать от тебя такое все же приятно.

Это наша прелюдия к вопросу: «А ты меня любишь?»

Когда он прозвучит, я с готовностью отвечу:

— В самом начале дня, безусловно, да. Но сейчас уже близко к двенадцати, и мне трудно разобраться в своих чувствах. Много дел. Вчерашняя усталость, погода…

— Я подожду, — говорит она замирающим голосом. — Я буду ждать, сколько тебе потребуется!

Кладу трубку. Появляется несколько минут тишины, прежде чем телефонный звонок электрическим разрядом снова вопьется в изнемогающий мозг.

Хотел пробудить в ней чувство, всего-то. Сидит печальная. Воздействовал взглядом — не получилось, анекдоты стал травить — не помогло, предложил выпить — не пьет, пригласил танцевать — не идет. Наконец, опрокинул в себя сам, разгорячился и пообещал жениться. Оживилась. Наутро вспомнил, пытался отказаться, забыть — ни в какую. Еле выбрался, на звонки не отвечал, затаился — стучит в дверь. Уехал в село, к родителям, — нашла. Записался на стройку, за рубеж, далеко — перед самым отъездом пропал паспорт.

Так вот, родные правоохранительные органы, что хотите делайте, но из вашего отделения я никуда не уйду. И пусть там, за входными дверями, она своей фатой мне не машет!..

В пустой голове не бывает дурных мыслей.

В заключение я очень хотел бы добавить, но, к большому моему сожалению, налить совершенно нечего.

Жена ушла. Какое счастье! Однако какое же счастье бывает долгим? Вон она уже идет с базара бодрой походкой.

О женщинах — или хорошо, или еще лучше.

Кредиты от бандитов. Полная гарантия возвратов.

Эх, рано встает сопрано!

— Зачем существуют деньги? — спросили мудреца.

— Чтобы их зарабатывать, — ответил тот и спрятал улыбку в бороде, чтобы никто не отобрал.

Краткость — сестра бедности.

Единственный раз в жизни попробовал ткнуть пальцем в небо и попал с первой же попытки.

Думал вызвать у коллег восхищение, а они обошлись завистью.

Хорошие у нас люди. И книги у нас хорошие. Да вот как-то не судьба быть им вместе.

У всякого дурака своя правда, а у многих умных и того нет.

Задумчивость его одолевала, как сон.

Захотелось разрушить Карфаген. Сразу не удалось — потом расхотелось. Переходил Рубикон. Глубоко! Течение! Пришлось — сразу назад. Намочил понапрасну исподнее, с трудом обсох.

Думаю, не завязать ли с подвигами? Да вот незадача — больше ведь я ничего и не умею.

Если вам очень плохо, расскажите об этом своим коллегам — пусть порадуются.

Кто ищет правду, тот без работы не останется.

Если от любви одни неприятности, значит, она настоящая.