Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиза почти ничего не видела сквозь слезы, судорожно хватаясь за руку Карла, как за спасительный якорь. Женщина уже и не чаяла его когда-либо повидать, особенно оказавшись в совсем другой вселенной и встретив далекого потомка своего жениха, но при этом похожего на него, как брат-близнец. Лиза давно смирилась с этим, да и после всего, что с ней творили в рабстве, не считала для себя возможным навязываться Карлу — она испачкана, измарана навсегда. Никакая медкапсула не исправит того, что ее годами насиловали, и ладно бы только насиловали, от голода и боли женщина сама соглашалась на такое, что вспоминать тошно. А забыть невозможно. Карл тоже, видимо, отчаялся ее отыскать, а он ведь искал, даже до пиратов доходили слухи о лихорадочных поисках полковника фон Бревена. Благо, они не знали, что ищут именно Лизу, иначе бы медленно и страшно убили ее, отослав Карлу запись казни. Но, оказавшись в другой вселенной, искать он, конечно, прекратил — смысла не имело. Поэтому наличию в каюте бывшего жениха двух невероятно красивых девушек Лиза ничуть не удивилась, только на мгновение ей стало невыносимо горько и больно, словно черная пелена окутала сознание. Вот они с любимым и стали чужими. Однако какая-то сила снова свела их. Зачем?..
— Девочки, это моя невеста, Лиза, я вам о ней рассказывал... — голос Карла по-прежнему звучал для женщины успокаивающе.
— Вы ее освободили?! — в один голос ахнули эльфийки, растопырив ушки. — Как здорово!
Немного помолчав, они представились:
— Эланиэль и Дианель Тиэлане, в прошлом из Дома Цветущего Сада, светлые эльфийки.
— Эльфийки?! — удивилась Лиза, она попала в Таорскую империю из конца двадцатого века, поэтому произведения Толкиена читала.
— Да, звездочка моя, в Миросплетении, где мы сейчас, живут и эльфы, и орки, и огры, и тролли, и гномы, и многие другие, — подтвердил полковник. — Представители почти всех этих народов есть в нашем экипаже.
— Не надо меня так называть, Карлуша... — сгорбилась Лиза, из ее глаз закапали горькие слезы. — Я давно не твоя звездочка, а... а обычная проститутка! Да, сначала меня заставляли, насиловали, а потом от голода и побоев сама согласилась... В конце попыталась сбежать, когда совсем уж пакость от меня захотели, да не смогла, пристрелили... Как на «Кирьяново» оказалась понятия не имею, кто-то всемогущий зачем-то перенес, наверное... Но зачем?.. Кому я такая нужна?..
Она уткнулась в свои колени и отчаянно зарыдала. Карл Генрихович замер, не зная, что сказать бедняжке, как утешить, как объяснить, что прошлое не имеет значения, что он ее все равно любит. А вся грязь осталась там, далеко, в прошлом, о ней надо забыть. Он осторожно гладил Лизу по спутанным волосам и вздрагивающей от безнадежного плача спине, но ничего не говорил, боясь ухудшить ситуацию.
Нескоро удалось немного успокоить несчастную женщину, она, хоть и перестала плакать, выглядела понурой, полумертвой, смотрела в никуда пустыми глазами. Только иногда бросала косые взгляды на эльфиек, видела их нечеловеческую, воздушную красоту и вздрагивала, понимая, что не ей с ними тягаться. Таких невероятных красавиц Лизе встречать никогда раньше не доводилось. Только почему их две?
— Госпожа, нас ведь Карл тоже из рабства выкупил, — вдруг заговорила Дианель. — Мы тоже проститутками были, а для нашего народа это недопустимо, нас сразу после пленения из Дома кровным обрядом изгнали, старейшинам безразлично, что не по своей воле. Мы считали себя опозоренными навсегда и сразу после выкупа попросили у воинов кинжалы, чтобы покончить с собой и смыть позор своей кровью. Нам Карл мозги вправил, — она снова слегка растопырила ушки, смущенно покосившись на упомянутого. — Сказал, что прошлое осталось в прошлом. И... стал нам дороже всех на свете... Я не знаю, почему так случилось, но случилось, и ни мне, ни Этаниэль никто другой не нужен и не будет нужен! Вы ведь тоже его любите, правда?..
— Правда... — кусая губы, признала Лиза. — Очень люблю...
— Ну вот. Вы его любите, мы его любим. Он нас всех любит. Так кто же нам мешает стать одной семьей?! Предрассудки? А может выбросить их? На свалку! Ну кто, скажите, придумал эту глупость — один мужчина, одна женщина?! Это же идиотизм! Это же просто чувство собственности, желание владеть живым разумным, топча его суть!
Карл Генрихович смущенно закашлялся. Ну вот, опять его без него женили, как и в прошлый раз, когда Этаниэль и Дианель пришли к нему в каюту, встали на колени и поклялись, что принадлежат ему душой и телом, а если он их не примет, то им и жить незачем. Полковник, которого к этому не первый месяц подталкивала военврач Домогацкая, недолго думал, решение он, в общем-то, принял еще несколько дней назад, поэтому согласился. Его, правда, несколько смущало то, что эльфиек две, но они оказались настолько ласковы и естественны в постели, что Карл Генрихович быстро забыл о смущении. Так что он был бы очень рад, если бы Лиза согласилась на предложение Дианель. Ее прошлое полковника совершенно не смущало, понимал, как горько и больно ей, бедной, пришлось из-за того, что мужчины не сумели отстоять колонию. И чувствовал себя виноватым во всем случившемся — не смог, не защитил, не спас, не нашел вовремя, потому, наверное, так лихорадочно и искал невесту, не веря в ее гибель.
Лиза некоторое время смотрела на эльфиек широко раскрытыми глазами, не веря своим ушам — ни дома, на Земле, ни в Таоре такое было бы невозможно. Или возможно? Ведь в империи были не моногамные браки, причем довольно много, там никому не навязывали единообразные правила. Ведь, если разобраться, так называемая ревность — это всего лишь чувство собственности, желание, чтобы человек принадлежал только тебе и больше никому, невзирая на его желания. А если ему нужно что-то такое, чего ты не можешь дать, что для тебя неприемлемо? Лиза знала такие случаи, подруги рассказывали еще дома, как их парни просили сделать то, чего им не хотелось. Они отказывали, а парни после этого замыкались в себе. Или, наоборот, парни отказывали девушкам в том или ином, это тоже бывало. После чего отношения довольно быстро прекращались. А если нет, но второй партнер ломался, со временем превращаясь в унылого, ни на что больше не надеющегося человека, у которого опустились руки.
Стать одной семьей? Вчетвером? А почему бы и нет? Что в этом